Газета Спорт-Экспресс № 105 (3783) от 13 мая 2005 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

Николай ВАЛУЕВ: "НИ РАЗУ В ЖИЗНИ НЕ БЫЛ ДАЖЕ БЛИЗОК К НОКДАУНУ"

Когда я впервые брал интервью у Николая Валуева в Москве в 1998 году, то очень бы удивился, если бы узнал, что в следующий раз увижу его не на ринге, а в жизни только через семь лет, и произойдет это в Берлине. Однако все случилось именно так. В конце апреля я приехал в Германию специально для того, чтобы посмотреть, как Валуев обустроился на новом месте и как он готовится к поединку с Клиффордом Этьеном, который состоится в ближайшую субботу, 14 мая.

Я приехал днем, но разговор сразу не состоялся, так как Валуева ждали урок немецкого языка, к чему он относится очень серьезно, и вечерняя тренировка. Встретились мы с ним незадолго до полуночи и проговорили до половины третьего. Однако спортивную дисциплину мой приезд не нарушил. Мы жили в одном отеле, и когда утром, наконец продрав глаза, я подошел к окну, то увидел, как, к восторгу пары малышей, игравших на улице и смотревших на Валуева, как древние греки на Зевса, боксер и его тренер Манвел Габриэлян уже возвращались на велосипедах с первой тренировки.

О ПРОШЛОМ

-Николай, а вы всегда выделялись ростом среди сверстников?

- Впервые я обратил на это внимание в школе. Для меня было настоящим шоком, когда, придя в первый класс, я обнаружил, что все на голову ниже меня, а сам я ростом чуть ли не с учительницу Она меня приняла даже за второгодника.

-Одноклассники вас не боялись?

- Да нет. Подшучивали, дразнили. Дети - прекрасные психологи, и они очень быстро разобрались, что я не пользуюсь своей силой кому-то во вред и никакой опасности от меня не исходит. Больше за помощью обращались. Во мне и сейчас, по-моему, никакой злости нет.

-Почему вы сразу не пошли в единоборства? Вроде бы сам Бог велел.

- Сам Бог мне велел заниматься баскетболом. Хотя вообще-то жизнь меня несколько раз сталкивала с единоборствами. Так, в 14 лет, когда я уже занимался легкой атлетикой, на сборах ко мне подошел тренер по борьбе, имени его я, конечно, не помню, и сказал, что, мол, тебе все это не надо, иди лучше в борьбу, и дал мне телефон тренера в Санкт-Петербурге (именно так именует родной город Валуев даже тогда, когда говорит о временах, в которые тот еще назывался Ленинградом. - А.Б.). Но ни в чем убедить меня он не смог, так как на тот момент я очень сильно загорелся легкой атлетикой. Я выступал за известную санкт-петербургскую легкоатлетическую школу Виктора Ильича Алексеева. Метал диск и толкал ядро. Главным был диск, а в ядре я приносил школе дополнительные очки на соревнованиях.

-Когда вы отошли от легкой атлетики?

- Довольно поздно. Это произошло в 1992 году, мне тогда было 19 лет. Я уже закончил интернат, училище при школе и перешел в институт Лесгафта сразу на второй курс. Встал вопрос: спорт спортом, а жить как-то надо? Думаю, никому не нужно напоминать, какая ситуация была в то время в стране. От государственной кормушки меня тогда уже оторвали, а стипендия была просто смехотворной. И пришлось мне искать работу.

-И что это была за работа, если не секрет?

- Сейчас это называется охранными предприятиями, секьюрити и так далее, а тогда называлось вышибалами. Потом работа просто перестала сочетаться с серьезными занятиями спортом, а к легкой атлетике я относился очень серьезно, и стало ясно, что за двумя конями мне не угнаться. Я не был тогда спортсменом международного уровня, который мог бы рассчитывать на государственную стипендию, для этого мне предстояло еще очень много сделать, а средств на жизнь не было. Наверное, в дело вмешалась судьба - я встретил своего первого тренера по боксу Олега Шалаева. Во всех интервью я всегда рассказывал, что нас познакомила жена, которая училась с ним в одной группе.

-Лет десять назад, глядя на вас, многие серьезные специалисты говорили: таких боксеров не бывает. Мне бы не хотелось называть их имена, потому что сейчас многие из них откажутся от своих слов.

- Конечно, так всегда бывает.

-Выходит, Шалаев пошел тогда на очень смелый шаг.

- Да, на смелый и очень непростой. Надо отдать ему должное.

-В общем, специалисты в массе своей встретили вас не важно. Да и пресса, надо сказать, тоже. Я, слава богу, ни подпевалой, ни тем более запевалой в этом хоре не был. Моя позиция в то время сводилась к тому, что удобно с вами боксировать никому не будет.

- Это действительно так. Далеко ходить за примерами не надо. Посмотрите, как неудобно соперникам братьев Кличко боксировать с ними. А я еще выше, и со мной боксировать еще неудобнее. В этой неправильности, даже неуклюжести есть свой изюм. Очень часто это "неправильное" исполнение каких-то ударов или приемов физиологически обусловлено, а не специально разучено. Тем труднее противнику к этому приспособиться.

О СЕБЕ И О СОПЕРНИКАХ

-Подобное отношение экспертов и прессы вас не обижало?

- Нисколько. Я совершенно не страдаю завышенной самооценкой. Меня много критиковали, когда я начинал свою боксерскую карьеру, и в целом на тот момент эти люди были совершенно правы - у меня действительно было очень много огрехов. Другое дело, что многие не поняли, как я смогу развиться, не предвидели того, что случилось потом. Но это уже совершенно иной вопрос. Впрочем, я и сейчас как боксер далеко не идеален. Меня много в чем можно упрекнуть. Когда я смотрю на себя со стороны, то вижу очень много недостатков.

-Мне кажется, что это - залог прогресса.

- Может быть. Не знаю, как другие боксеры, а я постоянно собой недоволен. В этом даже что-то патологическое есть. Манвел Оганесович (М.О. Габриэлян, тренер Николая Валуева. - А.Б.) как-то попросил меня посмотреть мои лучшие бои, но мне все равно не понравилось. Я вообще не люблю смотреть свои собственные бои. Когда Манвел Оганесович их смотрит, я всегда ухожу. Точнее, я смотрю их, но только с чисто практической точки зрения: увидеть ошибки. И все. А просто так посмотреть свой бой - это меня надо очень сильно попросить.

-Неужели вам не понравился ваш поединок с Паоло Видосом?

- В чем-то понравился, в чем-то нет. И причем сильно не понравился.

-А бой с аргентинцем Марселло Домингесом? После него многие пришли к выводу, что вам очень неудобно боксировать с совсем невысокими противниками.

- Это действительно так. Домингес легче меня килограммов на 50 - значит, у него совершенно другая скорость. Но тут палка о двух концах. Маленькому сопернику тоже со мной трудно: не говоря уже о разнице в силе, ему надо слишком высоко задирать руки. Однако Домингес был намного опытнее меня. В целом я считаю его очень серьезным противником и горжусь победой над ним. Пусть она и была в чем-то неуклюжей. Этот бой стал важным этапом в моей карьере.

-В связи с этим не могу не спросить о Джеймсе Тоуни, который тоже высоким ростом не отличается. Я достоверно знаю, что большинство тяжеловесов совершенно не хотят встречаться с ним на ринге.

- Да, он очень непростой боксер, с хорошими физическими данными, выносливый. Ему не составляет труда боксировать 12 раундов. И еще Тоуни очень грамотный боец, он всегда тщательно продумывает свои действия. А его умение парировать удары - это 50 процентов его успеха. Он ведь их не просто видит - он их интуитивно чувствует. Я, кстати, думаю, что он победит Джона Руиса и станет чемпионом в тяжелом весе по версии WBA (прогноз Николая сбылся: 30 апреля Тоуни победил Руиса. - А.Б.).

-Если бы вас сейчас свели на ринге с Тоуни, вы бы знали, как с ним работать?

- Мне пришлось бы очень хорошо подготовиться к бою, чтобы показать действительно красивый бокс. Думаю, у меня бы получилось.

-Вы можете вспомнить, где и при каких обстоятельствах пропустили самый сильный удар?

- Трудно назвать один какой-то эпизод. Иногда пропускал довольно сильные удары, но, надеюсь, для зрителей это прошло незамеченным.

-Вы никогда не оказывались в нокдауне. А случалось, что вы бывали к этому близки? Ну, скажем, чтобы ноги подгибались?

- Нет, такого не было. Иначе бы все об этом знали. У Манвела Оганесовича есть своя особая методика, которую мы обычно отрабатываем на утренних тренировках. Суть ее сводится к тому, чтобы, пропустив удар, ты не только держал его, но и сохранял способность работать.

(Я сделал паузу в ожидании, что мне расскажут, в чем заключается эта методика, а когда не дождался, понял, что настаивать бесполезно.)

-Ну ладно... Тогда вопрос из разряда неизбежных и вам наверняка безмерно надоевших. Есть ли какие-то планы по организации поединка между вами и Виталием Кличко? И готовы ли вы к нему?

- Для этого нужно обоюдное желание. Я хочу этого боя, но одного моего хотения мало. А готов ли? Если этот бой замаячит где-то впереди, я приступлю к подготовке.

-Ну а что скажете о своем следующем сопернике?

- Этьен - опытный боксер. Может и сюрприз преподнести, если только я ему не преподнесу.

Потенциальные соперники, с которыми велись переговоры, отпадали один за другим. Николай к моменту нашей встречи сам только что узнал, что 14 мая будет драться именно с Клиффом Этьеном, так что особо говорить было не о чем. Тем не менее Валуев уже давно полным ходом готовился к бою, в чем я смог лично убедиться, за несколько часов до нашей беседы побывав в зале, где он тренировался.

О ПОРТРЕТЕ ШМЕЛИНГА

Знаменитый немецкий тяжеловес, чемпион мира 1932 - 1933 годов Макс Шмелинг был в Германии почти богом еще при жизни. Он умер в этом году, не дожив нескольких месяцев до своего столетия. В этом зале, как, наверно, и в любом другом в Германии, на стене у ринга висит его портрет, который Валуев то и дело закрывал своей фигурой. Можно сказать, что его тренировка проходила под портретом Шмелинга, хотя в этом есть одна неточность: благодаря своему росту Николай все время над ним возвышался.

К моему глубокому сожалению, спарринги на тот момент еще не проводились, но едва тренировка началась, я практически забыл об этом.

Вблизи Валуев кажется гораздо более быстрым, чем когда видишь его по телевизору. То ли он сильно прибавил в скорости за последнее время, то ли его телеэкранная медлительность - оптический обман, объясняемый гигантскими габаритами. По рингу Николай передвигался очень легко. Временами в его движениях проскальзывало что-то кошачье или, с поправкой опять-таки на размеры Валуева, тигриное. Он отрабатывал ударные комбинации на лапах с отяжелениями на руках, однако удары все равно были достаточно быстрыми и уж точно далеко не толчковыми, какими они часто кажутся на телеэкране. Ну а сила... Манвела Габриэляна, человека, мягко говоря, не хлипкого, временами просто отбрасывало вместе с лапами метра на полтора, и у него на лице появлялось выражение, с которым боксер "держит" пропущенный удар.

Но самое сильное впечатление на меня произвела не работа Николая на лапах или на мешках. В конце концов человеку весом около 150 кг и ростом за 210 см трудно удивить силой, так как зритель сам ждет от него чего-то сверхъестественного. А вот когда Валуев, взяв теннисный мяч, стал бросать его с нескольких метров в стену, мне пришлось здорово удивиться, потому что нет более завораживающего зрелища, чем ловкость гиганта.

Поначалу Николай с силой бросал мяч правой рукой, а когда тот отскакивал, ловил левой. При этом он все время хоть чуть-чуть, но менял направление броска, так что и отскок получался разным. Однако мяч неизменно как будто сам влетал ему в руку.

Затем Николай начал выполнять это упражнение иначе. Теперь он не ловил мяч, а уклонялся от него после отскока. Скорость уклона была просто отличной. И этого человека когда-то упрекали в неуклюжести и плохой координации? Иногда мяч все-таки вскользь задевал плечо Николая, но уж слишком большой была мишень. Тем не менее ни одного точного попадания не было. И все равно Валуев немного смущался и был собой недоволен даже тогда, когда мяч просто слегка задевал его. Впрочем, то, что Николай Валуев всегда собой недоволен, мы уже знаем.

О ТРЕНИРОВКАХ, БОЯХ И УДАРАХ

-Есть ли у вас проблемы с подбором спарринг-партнеров?

- Есть, и заключаются они отчасти в том, что выбирать не приходится. Вроде бы не так мало тяжеловесов, но на спарринги со мной приезжать они почему-то не хотят.

(По слухам, которые дошли до меня в Германии уже после того, как я взял это интервью у Валуева, выступающий в Германии известный турецкий боксер Синан Самил Сам не слишком любит спарринговать с Николаем, потому что после пяти-шести раундов чувствует себя совершенно вымотанным.)

-Кстати, а правда, что в начале карьеры вы спарринговали с Корри Сандерсом?

- Да, но совсем немного. Между прочим, именно Сандерс показал мне тогда, что такое бокс и как здесь могут бить, так что его успех в поединке с Владимиром Кличко не был для меня особенно неожиданным.

-Давайте опять немного вернемся в прошлое. У вас был такой период, когда вас мотало по разным странам.

- Да, сильно мотало. Кто-то, конечно, может сказать, что я потерял время. Отчасти это так, отчасти - нет, но в любом случае я не жалею о том, что по миру поездил.

-В вашей карьере был довольно долгий период - примерно до боя с Паоло Видосом, когда казалось, что вы немного буксуете.

- А это так и было. Достаточно долго мы с Манвелом Оганесовичем тренировались на голом энтузиазме, то есть зарабатываемые деньги никак не соответствовали объему проделанной работы. Была только вера в то, что в конце концов ситуация изменится. Какое-то время мы поддавались воле течения, и в результате нас все больше и больше затягивало в болото. Наконец я понял, что дальше так продолжаться не может. Передо мной встал выбор: или заканчивать все к чертовой матери, или что-то менять. Я предпочел поменять. Я уважаю свой труд, я вложил в бокс много сил, времени и нервов, и мне хочется осуществить задуманное.

-Сейчас очень много говорят о том, каким эффективным оружием стал в последнее время ваш джеб.

- Это результат большой и кропотливой работы Манвела Оганесовича, потому что все свои первые бои я выиграл только за счет правой руки. И мне повезло, что именно в мое время на Габриэляна как на тренера обратили большое внимание.

-Трудно не заметить, у вас очень теплые отношения с вашим тренером.

- Да, это не только рабочие отношения на тренировке, но и дружеские отношения в жизни. К счастью, у меня есть одна особенность - я люблю слушать, что мне говорят, а это значительно облегчает работу с тренером. Бывают такие моменты, когда очень хочется себя пожалеть, и тогда особенно необходим тренер, который скажет: нет, еще раз сделай, еще раз пробеги. Задача наставника - не жалеть ученика ради того, чтобы был дальнейший рост. В общем, старый суворовский принцип: тяжело в учении - легко в бою.

-А вам действительно сейчас легко в бою?

- Да нет, конечно. Все соперники разные. К каждому нужно искать подход. Каждый поединок - это испытание для тебя и в качестве спортсмена, и в качестве мужчины.

-А что вы чувствуете перед боем? Я заметил, что боксеры, когда отвечают на этот вопрос, делятся на две группы. Одни, причем как раз те, кого считают абсолютно бесстрашными, откровенно признают, что им бывает не по себе, другие, наоборот, ударяются в браваду: мол, да я вообще никогда ничего не боялся.

- Это просто такая психологическая защита. Я считаю, что все боятся проиграть. Не столько пропустить сильный удар, сколько именно проиграть. Боятся выглядеть некрасиво, когда на тебя смотрят люди. Боксеры по-разному реагируют на эту ситуацию. А вообще страха нет только у душевнобольных и идиотов. Именно поэтому люди больше всего боятся таких сумасшедших: их ничто не сдерживает, у них нет страха. У всех остальных страх есть. Страх вообще сделал из обезьяны человека. Думать заставил.

-Сегодня, когда я смотрел на вас в зале, не мог не обратить внимание на то, как здорово вы прибавили в скорости, в резкости. Причем произошло это, когда вам перевалило за тридцать, что бывает очень редко.

- Я вообще какой-то позднеспелый. Ко мне все приходит поздно. В бокс пришел поздно. Ощущать себя более-менее уверенно в спорте тоже стал поздно. И раньше я тоже во многом не поспевал за своими сверстниками, которые намного меня обгоняли. Мне было страшно обидно, но я ничего не мог поделать. Мешали рост, неуклюжесть, неважная координация. Короче говоря, все проблемы высокого человека.

-Когда я сегодня наблюдал ваше упражнение с теннисным мячом, на меня очень сильное впечатление произвела как раз ваши "уклюжесть", координация и скорость реакции.

- Это упражнение мы сами придумали, и оно действительно помогает отрабатывать координацию. Позволяет в нужном месте сконцентрировать свою зрительную энергию и приложить ее по этому месту.

-Я видел это упражнение в других вариантах. Например, когда в тебя кидают теми же теннисными мячами, но делают это с большого расстояния, а потому и скорость полета мяча меньше.

- Но ведь как раз в этой скорости полета и заключается суть данного упражнения. Я слышал, что Константин Цзю на своих тренировках использует так называемый арабский мяч. Это что-то вроде шапки, которая надевается на голову, а вот здесь спереди на резинке подвешен мяч. Так вот Цзю успевает и бить по этому мячу, и уклоняться от него, когда он возвращался после удара. Ничего подобного под свой агрегат (показывает на голову. - А.Б.) я сделать не пытался, но понял, как здорово могут помочь тренировки с быстро летящим мячом. Таким образом можно одновременно отрабатывать и координацию, и точность, и скорость удара. Кроме того, я еще и "разбрасываю мышцы" с помощью этого упражнения, так как выполняю его после других, физически тяжелых упражнений.

-Причем выполняете в двух вариантах: сначала ловите мяч, а потом уклоняетесь от него.

- Хватательная функция присутствует в ударе. Ведь когда ты бьешь, то в определенной фазе полета руки или, точнее, ее прилета сжимаешь кулак.

-Ваши уклоны поразили меня еще больше.

- Если ты можешь увернуться от маленького мячика, то увернуться от кулака в перчатке становится значительно легче.

-Однако вас довольно много критиковали за то, что в последнем бою с Атиллой Левином вы многовато ударов пропускали.

- Я тоже считаю, что совершенно не обязательно было пропускать эти удары. Думаю, это было связано с тем, что при подготовке к поединку с Левином мы довольно поздно прекратили работать с большими нагрузками. От этого я чувствовал себя немного закрепощенным, острота собственных действий притупилась.

-Раньше вас часто упрекали в том, что удар у вас медленный, толкающий.

- Этот толкающий удар - одна из причин, почему я не люблю смотреть свои бои. Другое дело, что ощущает соперник, когда этот удар доходит до цели. Но внешне он выглядит невыразительно.

-Однако то, что я видел сегодня на тренировке, было как раз очень выразительно.

- Вполне возможно, что если бы вы видели это по телевизору, то на вас оно не произвело бы впечатления.

-Известно, что телевизор обманывает.

- Да, обманывает. Иногда во время боя чувствуешь, как ты что-то быстро сделал, а потом смотришь этот эпизод по телевизору и тебя прямо воротит: где и чего я там быстро сделал? Конечно, на тренировках мы постоянно работаем над тем, чтобы так называемые толкающие удары стали более быстрыми, но если эти толкающие удары в конце концов принесут мне чемпионский пояс, сокрушаться по поводу того, что они какие-то не такие, я совершенно не буду. И меньше всего буду склонен прислушиваться к разговорам по этому поводу.

О ЖИЗНИ

-Начиная заниматься боксом, вы хоть немного думали о том, чтобы когда-нибудь стать чемпионом, или просто решали какие-то сиюминутные проблемы? Ведь в первой половине 90-х годов за весьма скромные деньги люди готовы были хвататься практически за любую работу.

- Честно говоря, ни о каком чемпионстве я тогда не помышлял. Довольно долго я просто плыл по течению, меня все устраивало. Ощутить настоящий вкус к боксу я смог гораздо позже.

-Теперь вы получаете удовольствие от тренировочной работы?

- Теперь мне стало легче ее выполнять. Манвел Оганесович любит все планировать, и я тоже очень это люблю. Мне необходимо знать, что меня ждет. Когда на тренировке я это знаю, мне легче работать, и я даже получаю от нее удовольствие. Наверное, это просто такой склад характера.

-Вы сейчас живете и работаете в Германии, которая известна своей упорядоченностью и педантичностью. Вам здесь проще трудиться?

- Да. Теперь я четко знаю, что за год проведу не меньше четырех боев. Может быть, пять или даже шесть, хотя вряд ли, учитывая, что к каждому бою нужно еще готовиться. Со временем, возможно, буду проводить меньше поединков, если смогу это себе позволить. Вилфрид Зауэрланд, с которым я заключил контракт, промоутер очень серьезный, поэтому я его и выбрал, хотя выбирать, поверьте, было из кого.

-То есть вы не жалеете о своем решении приехать в Германию?

- Нет, я сделал это совершенно сознательно. Здесь я ощущаю близость родины, и это дает мне психологическое спокойствие. Отсюда всего два часа лета до Санкт-Петербурга. Для меня это очень положительная сторона Германии.

-Вам-то важно чувствовать, что родина где-то рядом?

- Да. Это сидит во мне, и это никуда не выкинешь. С другой стороны, я уже достаточно взрослый человек и хочу что-то создать. Хотя бы хорошие условия жизни для своих близких. Я приехал сюда, потому что у меня есть бытовые задачи, которые мне необходимо решить. Например, обеспечить свою семью комфортабельной квартирой.

-Это нормальная жизненная задача для любого мужика.

- Да-да. И мне кажется, что работа в Германии поможет мне добиться этого. Ну а раз я здесь, надо постараться понять эту страну, порядки и принципы, по которым люди тут живут. Но это не значит, что я стану таким же, как они. Однако нельзя и ожидать, что вся Германия начнет плясать под твою дудку. Если ты не будешь ей соответствовать, она тебя отторгнет, как инородное тело. Надо уважать окружающих и страну, которая дала тебе работу. Хотя все наше, даже не слишком устроенный быт, всегда будет мне ближе. Я там родился и все это вобрал в себя с молоком матери.

-А как вам отношения между людьми здесь? То, что все друг другу улыбаются, что практически нет немотивированной агрессивности?

- Сначала меня эти улыбки несколько напрягали, даже ставили в тупик. У нас ведь обычно тебе улыбаются, когда от тебя что-то надо или над тобой смеются. Здесь тебе улыбаются просто так. Просто потому, что приятно сделать тебе приятное и получить ответный положительный заряд. Здесь больше какой-то бытовой доброты. Хотя если ты познакомишься с таким улыбающимся человеком поближе, он может оказаться каким угодно, в том числе и достаточно мерзким. Но при поверхностном общении это не вылезает, и это правильно. Впрочем, у нас люди тоже больше улыбались бы, если бы у них было меньше проблем. Проблем хватает и здесь, но в России их больше, и они гораздо сложнее, они опутывают всю жизнь наших людей, и те просто не успевают улыбаться. Можно сколько угодно философствовать на эту тему, выявить сто причин российской злости, но факт то, что у нас достаточно незлобивые люди. Российскому - я специально не говорю "русскому", потому что я не шовинист - так вот, российскому человеку злость не присуща. Это общая неустроенность порождает озлобленность. Она - защитная маска, которую наши люди надели на себя. Общая злость - это просто попытка защитить себя. Отсюда, к большому сожалению, и такой житейский постулат, что надо жрать всех вокруг себя, а иначе съедят тебя. Обидно, что в это начинают верить. Я недавно бегал здесь в парке, а потом Манвел Оганесович делал мне растяжку: туда ногу закинет, сюда. Так вот, когда я повалился на траву, чтобы тренер меня размял, к нам тут же подбежал немец с перекошенным от страха лицом и спросил: "Вам помочь чем-то?" Еще не так давно наши люди поступали точно так же. Это было во времена большей всеобщей устроенности, во времена СССР. У людей тогда оставалось время на проявление добрых чувств. А сейчас появилось огромное количество жуликов, бандитов, которые совершенно отбили у людей охоту бескорыстно помогать друг другу. Вообще бескорыстные люди почему-то все время наталкиваются на разных мерзавцев и в конце концов начинают понимать, что их доброта может обернуться для них чем угодно, вплоть до потери жизни. К сожалению, все время приходится адекватно реагировать на то, что тебе пытаются причинить зло, и я поступаю точно так же. Иначе просто нельзя. Пусть это противоречит моей жизненной философии, моему мировоззрению, но иначе я просто не выживу. А если я не выживу, значит, может не выжить и моя семья, поэтому я поступаю соответственно. Но тут есть свои способы защиты. Если ты сам не подонок, то и вокруг себя соберешь таких же людей, и внутри этого круга никакой дряни не будет. Таких сообществ много. Они и там, и там, и там. Эти сообщества и будут хранителями нормальных человеческих традиций и ценностей. Конечно, подонков легче уничтожить, чем переделать, но такое право не дано никому, кроме Господа Бога. Однако мы можем обезопасить себя от них, жить, как хотим, и растить детей в соответствии со своими убеждениями.