Газета Спорт-Экспресс № 123 (6482) от 9 июня 2014 года, интернет-версия - Полоса 11, Материал 5

ХОККЕЙ

КАК ДЕЛА?

В ВЕНУ С ВОБЛОЙ

Время от времени я встречал его в Мытищах на играх "Атланта". Толком не представляя себе масштаб личности.

А заглянув однажды в энциклопедию, обомлел. Юрий Морозов 13 лет был капитаном "Химика". Стал первым советским хоккеистом, отправившимся играть за границу. И первым тренером, выигравшим молодежный чемпионат мира. Именно Морозов сменил в роли наставника "Химика" легенду - Николая Эпштейна…

Я набрал его номер. На следующий день встретились у памятника Маяковскому. Юрий Иванович по-стариковски мило держал под мышкой пакет.

О том, что в этом пакете пожелтевшие фотографии, я знал.

Сели мы на лавочке в саду "Аквариум".

- Как-то уже давал интервью, - обеспокоился вдруг Морозов. - Стоит ли со мной еще раз разговаривать? Как же та газета называлась… Кажется, "Эскимо"…

Я не выдержал. Рассмеялся, вспугнув воробьев.

- Ехали из-за города?

- Квартиру мне Эпштейн пробил на Бабушкинской отличную, трехкомнатную. В элитном доме химиков. А дача под Бронницами, шесть соточек. Два часа добирался.

- На электричке?

- Ну да. В Австрии работал - получал 200 долларов. Остальное шло в посольство. На всем экономил. Положен был по контракту обед в гостинице, так я договорился, чтоб деньгами отдавали. Потому что за углом в два раза дешевле кушал. Как-то скопил на "Москвич"-412. Тут же продал, что-то наварив.

- Ни одной "Волги" в жизни не было?

- Первая появилась, когда горьковское "Торпедо" тренировал. Заняли четвертое место. Дали белую "Волгу". Для Горького четвертое праздником было - завод даже медали изготовил, вручили каждому. Но при всем хорошем отношении я остался для этого города чужим. Вот эпизод: только принял команду и случайно услышал, как знаменитый Скворцов говорит ребятам: "Вот это настоящий тренер!" А на четвертый сезон спад. Идут хоккеисты по коридору, я чуть сзади. Но слышу, как переговариваются. Тот же Скворцов произносит: "Не тренер у нас, а г…о!"

- Горький за четвертое место отблагодарил достойно. А с "Химиком" вы как игрок дважды брали бронзу. Что получали?

- Дополнительную зарплату. Кто в первой сборной играл, имел рублей 300. А мы - 220. Кому-то вручили маленький приемник ВЭФ. По тем временам - подарок серьезный.

- Мой сосед по даче Анатолий Сеглин, бывший администратор сборной СССР, рассказывал, как хоккеисты бизнес делали…

- Сеглин - профессор в этом деле. Просто король. Всех нас учил, как за границей водку продать, а назад привезти мохер и болоньевые плащи.

- Люди были героические. Тот же Сеглин на старой "Волге" через всю Европу доезжал до Шотландии. В 70-х!

- В Шотландию с ним не ездил - зато подвозил меня до Спорткомитета. Тогда еще постовые стояли. Так ему честь отдавали, его машину знали!

- В Австрии остаться у вас желания не возникало?

- Да вы что! Я был без семьи. Тогда многих тормознули из-за истории с советским невозвращенцем. Мне 32 года, играть да играть. Но в Советском Союзе из спорта выпроваживали. Я стал участником размена: лучшего горнолыжника Австрии забрали в Союз, а взамен отправили меня. Жить в Австрии - мучение для русского человека.

- Вы убиваете во мне мечту.

- Да точно говорю - мучение! Сидим за столом после матча. Рядом хоккеисты с женами. Я пиво выпил, а шницель есть не стал, отодвинул. Все жены смотрят: неужели не буду?

- И что?

- Одна не выдержала, спросила - я отвечаю: не хочу. Остыл уж. Так они, как звери, на него накинулись, расхватали по кусочку. Ничего себе, думаю, центр Европы. И каждый за себя расплачивается. Час сидим, час едим и час расплачиваемся. Потом узнали, что в советском посольстве "Столичная" в два раза дешевле. Меня осаждали, хоть водку и не пьют: "Юрий, купи!" Дашь бутылку, пусть знают русских. И мне с ними жить?

- Ужасы рассказываете. Гости к вам приезжали?

- Как-то на турнир приехали Рагулин, Фирсов и Яшин. Так их поселили в крохотную комнатку вроде купе. Наши посольские тоже отличились - нет бы водочку, так привезли им два ящика пива и ящик кальвадоса. Редчайшей гадости. Фирсов достал пакет воблы, килограмма три. Ощипывал, как артист, - за секунду. Протягивал Льву Ивановичу чистенькую. До 5 утра с ними сидел, потом уехал. Через несколько часов возвращаюсь - Рагулин спит, Фирсов и Лев Иваныч сидят за столом, будто не ложились. Абсолютно трезвые!

- Чудеса.

- Яшин на меня смотрит: "Мороз, ты советский человек? Как мог в центре капитализма нас бросить? Мы тебя не прощаем!"

- Шутил?

- Конечно. Но сразу не поймешь. Потом просит: "Юр, поменять бы рубли на шиллинги". На Мексика-плац любую валюту мира меняли. Иду и думаю - Лев Иванович Яшин, мировая звезда, вынужден украдкой менять деньги…

* * *

- Звезды 60-х сегодня тоже были бы на виду?

- В 2003 году сижу с друзьями, Рагулиным и Эдиком Ивановым, на матче ЦСКА. Игра такая - хоть плачь. Поворачиваюсь к Рагулину: "Саш, ты в этот хоккей сыграл бы?" Он взглянул: "В такой? Не-а, не сыграл бы…" Тут Эдик вмешался: "А что в него играть-то? Вот я бы - легко!"

- Почему?

- У Эдика вся игра - сила, жесткость. Он где угодно борьбу найдет. А Рагулин привык к хоккею интеллектуальному. Между прочим, это мы в Воскресенске первыми стали и атаковать впятером, и защищаться.

- Под шайбу ложились?

- Первым стал ложиться наш Толя Ватутин. Подсмотрел у канадского защитника в 56-м. Но боль страшная, защиты на теле почти никакой. Играем с Горьким, мне шайбой в голеностоп! Матчи спаренные - чтоб назавтра выйти, я вместо холода рану горчичниками обложил, всю сжег. А вскоре уже в глаз шайбой закатали.

Как-то Сеглин судил - так выгнал меня с площадки. Чтоб я на льду сознание не потерял. Плечо вылетало. Боль ни с чем не сравнить. Я зубы сжал, разок сам себе вправил. А оно снова вылетает!

- Больнее не было никогда?

- В 56-м Сологубова почти обыграл - не знаю, куда он мне дал. Но отключился я от самого удара, а не от падения на лед. Очухался в раздевалке, надо мной лицо Эпштейна. Я отбросил перчатку: "Больше в ваш хоккей, Николай Семеныч, играть не буду!" - "Да ладно тебе, Мороз…"

- В Сологубове и метра восьмидесяти не было. А силы невероятной.

- Это точно. В последние годы работал сторожем в высотном доме. Встречались: "Юр, бутылочку купи…" Сидим, разговариваем. За ветеранов его возили. Играть он не играл, людям Сологубова достаточно было увидеть. Махнет рюмочку перед игрой: "Ну ладно, ребята. Настроились! Вперед!"

- Великое поколение.

- Я вот цену хлебушку знаю. А вкуса икры не представляю. Не пробовал. Мне и не надо, была бы картошечка да борщ. За границей окажемся у шведского стола, ребята смеются: "Мороз, ты торты не ешь, двигай его к нам…" Вот пил только сухое вино. Ребята посмеивались, но все равно собирались почему-то вокруг меня. Прежде играли раз в неделю, по воскресеньям. А в понедельник встречались в Центральных банях.

- Годами вас выбирали капитаном.

- Рагулина у нас все хотели в ЦСКА увести. Так, чтоб у него самого искушения не было, подошел ко мне Эпштейн: "Давай Сашку капитаном сделаем?" Ну, давайте… А Рагулин все равно ушел. Был случай, сверху хотели Никитина назначить - а Николай Семеныч отбрил: "Ничего не могу сделать, команда выбрала Морозова. Вот листочки, можете проверить". Хоть Никитин - игрок номер один для Воскресенска всех времен. Тоже на Ваганьково. 51-й участок.

- Как и вы, играл только за Воскресенск.

- Куда только не звали! Меня сначала в Ригу, потом в "Динамо". В 62-м отправился к Чернышеву на решающий разговор, дошел в Центральном Совете до второго этажа - постоял, подумал… И назад. Была, как ни смешно, верность Эпштейну.

- Бывало, что Эпштейн привозит в команду бревно бревном - а через год не узнать?

- Совсем уж бревна не привозил, но средних игроков - постоянно. Как вратаря Зубарева. Мы понять не могли: зачем? А тот вскоре стал вторым-третьим вратарем Союза!

- А Пашков?

- Пашков - вообще уникум. Такой реакции не видел ни у одного вратаря мира. Как-то 0:0 с ЦСКА сыграли - те не знали, куда Пашкову бросать. И комментатор один из лучших. Но характер уж очень индивидуальный… Мы в одном доме живем.

- Общаетесь?

- Здороваемся.

- Владимир Васильев казался редким здоровяком.

- Мне сказали, что умер, - я не поверил. На даче поднял тачку, какой-то сосуд в горле разорвался.

* * *

- Другой ваш одноклубник, Сергей Николаев, как-то показал мне кассету с лучшими голами советского хоккея. Искал - вошел ли его гол Третьяку с середины площадки.

- Был такой гол. Кажется, я ему передачу отдал. Серега "щелкал", как из пращи. На одной руке подтягивался - так мы его Судорога прозвали. Защитник был удивительный: напорет, исправится и тут же еще раз напорет.

- Еще какие прозвища помните?

- Меня Леопольдом звали. Всех мирил: "Ребята, давайте жить дружно". Это еще доброе прозвище. В хоккее могли такое наклеить, что держись.

- Самый близкий вам человек из "Химика"?

- Боря Веригин. Хотя сколько он у меня крови выпил! Единственный человек, который лицо под шайбу положит. Не хитрован. Самое теплое к нему отношение.

- Это не он ли на судей охотился?

- Он, кто же. Резников засуживал. Я не выдержал: "Наум, что творишь?" - "Вы грубо играете". Тут Боря суетится: "Юрий Иваныч, пускай он только подъедет" - "Не вздумай!" Но улучил момент, вцепился в горло.

- Резников легко отделался. В судью Карандина вообще шайбой щелкнул.

- Боря что угодно мог сделать. За справедливость.

- Каким поступком Эпштейн вас особенно удивил?

- Выходим втроем из Центральных бань - я, Эпштейн и Рагулин. Идем по улице Горького, мимо театра Ермоловой. Эпштейн посередине, что-то рассказывает, жестикулирует… А навстречу поддатый чудак. Прямо на нас. Эпштейну бросает: "Ну ты, еврей. Что руками размахиваешь?" Моргнуть не успели - Николай Семеныч развернулся, как засадил ему! Ни слова не говоря!

- Улетел?

- Ногами кверху. Мы с Рагулиным Эпштейна за плечи: "Николай Семеныч, пойдём…" Метро рядом - туда нырнули. Вот такой характер.

- На вас он был обижен.

- Знаю. Общаться со временем мы стали, но без прежнего тепла. В интервью мою фамилию обходил. А было вот что. Команда играла не очень - но Семеныча не "плавили". Вот бывает - не играется, и все. Меня вызывали в ЦК партии к Бушуеву, главному по химической промышленности: "Хотим поставить тебя главным тренером" - "Я не готов!".

- Могли бы резко отказаться.

- В таких кабинетах нельзя резко отказываться. Дороже обойдется. Сказал: "Я подумаю". Прямо оттуда поехал к Эпштейну: "Хотят меня поставить вместо вас, Николай Семеныч" - "Да быть не может!" Ему трудно было поверить, что 23 года тренировал - и вдруг уволят.

Время спустя снова вызывают в ЦК, уже мое желание никого не интересует: "Предстоит тяжелый выезд. Эпштейна мы отстраняем, принимай команду".

- Выезд-то удался?

- Все три матча выиграли - у "Сибири", Свердловска и Челябинска. Возвращаемся - побеждаем в Воскресенске "Крылья" с Кулагиным!

* * *

- Мышкин играл в вашей молодежной сборной?

- Мышкин вытащил чемпионат мира. Встречаемся со шведами, к третьей минуте - 0:2! Что делать? Сажаю Новикова, выпускаю Мышкина. Заканчиваем 5:2. Билялетдинов две забросил. Прямо от борта "щелкал", у меня из-под носа. Недавно спрашивал его - помнит!

- Билялетдинов тоже считался большим талантом?

- Очень самоотверженный - но оснащение среднее. А Вася Первухин - и самоотверженный до безумия, и хоккеист уникальный!

- Кто считался гением?

- Андрюха Хомутов. Над чехами издевался. А у тех вся оборона в первую сборную перешла. Порой я понять не мог, как он или Крутов забивали.

- На том чемпионате мира было серьезное ЧП.

- С канадцами дрались команда на команду. Счет 8:0, чувствую - те обозлились. Начали втыкаться. Выпустил от греха не ведущее звено. Забросили девятую, тут канадцы рассвирепели. У них народу на льду оказалось в два раза больше - одно звено ехало на смену, другое уже выскочило. Пятеро против десятерых. Ну и наши все высыпали… Хатулев ярко себя проявил в драке.

- А досталось вам.

- От Бориса Майорова: "Распустили вы команду, Юрий Иваныч…" - "Борис, а ты что на моем месте сделал бы?" Он до сих пор шутит, меня увидев: "О, самый грубый игрок!" Борис, конечно, в истории "Спартака" хоккеист номер один.

Мало кто знает, что в те годы весь наш хоккей мог погибнуть. Первая сборная и молодежная летели из Нью-Йорка. Экипаж советский. Над океаном попали в страшную грозу - шаровая молния ударила в самолет! Трясло так - не знаю, как крылья не отвалились. Все с жизнью простились. Приземлились вместо Москвы в Ленинграде. Летчик вышел: "Ребята, мы все в рубашках родились". До дома поездом добирались.

- С Бобровым близко не пересекались?

- 65-й год, мной и Борисовым укрепили "Спартак". Тот в Швейцарию собирался. Тренером у них Бобров. Прихожу в раздевалку и вижу - у Боброва на ногах мышц нет вообще. Еще и перевязаны все. Я-то его могучим помнил! Выходим на тренировку - ставит десять шайб. До ворот метров восемь. Десять раз бросает Зингеру - семь голов, по "девяткам"! Думаю: может, в клюшке дело? Присмотрелся - у Боброва клюшка, как лопата, здоровый крюк, даже не загнутый. Таким вообще в ворота сложно попасть.

- Играть Бобров не вышел?

- Вышел. Забивал больше всех молодых, по пять штук за матч.

* * *

- Старый воскресенский дворец сохранился?

- Нет. Сейчас корт на этом месте. Знаете, какие у нас раздевалки были? Деревянные! Болельщики наверху поддавали, тут же мочились - а на нас все капало сквозь дерево. Это уже высшая лига, с ЦСКА играли!

- Лед в Воскресенске подтапливали - чтоб игроки ЦСКА быстро не бегали?

- Мишаков эту глупость сказал. Подхожу: "Женя, что ты придумываешь?" - "Для дела…"

- И минуту на табло не гоняли?

- Вот это было. Только не минуту, а пять секунд. Новый-то дворец в 65-м открылся, а до этого на воздухе играли. Трибуну наращивали, чтоб четыре тысячи человек влезало. Это подвиг, что Эпштейн с таким составом, как у нас, медали брал. Московское "Динамо" обходили!

- Медали сохранили?

- Одна точно сохранилась. Но еще дороже значок "заслуженного мастера спорта". В 70-м дали троим капитанам за верность клубу - Дмитриеву из "Крыльев", Цыплакову из "Локомотива" и мне. На юге ребята газету открывают - кричат: "Мороз, новости!" Для тех лет - уникальное событие. Это сейчас "заслуженных" миллион.

- В Воскресенске бываете?

- Каждый год 27 мая объезжаем с ветеранами кладбища. И в Воскресенске бываем.

- На лед давно не выходили?

- Лет десять назад. Даже коньки передал в Воскресенск, в музей. Канадские, в 70-м в них играл.

- Самый удивительный матч?

- В Электростали. Открытая площадка, холод адский. Эпштейн стоит в валенках. Полторы минуты остается, горим - 1:2. Николай Семеныч поворачивается к команде: "Ребята, в раздевалку, грейтесь". Одна пятерка доигрывает. Я забиваю - 2:2. Трибуны молчат - наши в раздевалке ничего не слышат. За секунду до конца мне шайба попадает - 3:2! Идем в раздевалку в тишине. Наши встречают грустными взглядами. Не поверили, что победили!

Еще вспоминаю, как со второй сборной поехали по США. Из десяти матчей все выиграли, и все - с трудом. Потом в ковбойских шляпах ездили в открытых "кадиллаках".

- Что в Штатах поразило?

- Прилетели в Нью-Йорк - а там как раз "Рейнджерс" играет с "Детройтом". Горди Хоу на площадке. У нас дни рождения совпадают. Только он на десять лет старше. Вот это мастер! И правой рукой, и левой, впереди, сзади, весь в шрамах…

Юрий ГОЛЫШАК