Газета Спорт-Экспресс № 73 (2566) от 2 апреля 2001 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

2 апреля 2001

2 апреля 2001 | Футбол

ФУТБОЛ

СТАТИСТИКА Акселя ВАРТАНЯНА

КАК НАЧИНАЛСЯ СОВЕТСКИЙ ФУТБОЛ

Продолжение. Начало в "СЭ" от 26 февраля, 5, 12, 19 и 26 марта 2001 года

Описать работу арбитров довоенных лет возможно только глазами журналистов той поры. Судьям слова не давали, оценок не выставляли, из-за чего картина предстанет неполной, однобокой.

Историографам будущего придется еще сложнее по причинам прямо противоположным - перебору и полярности мнений. На взгляд инспекторов, наш судейский корпус в прошлом сезоне сработал добротно. В выставленных ими сразу же после матчей оценках всего пять "удов" (от 5 до 6 баллов с десятыми), остальные - "хор" и "отл". Но когда потомки ознакомятся с мнением прессы и высказываниями тренеров с футболистами...

Нам будет проще.

ПЛОХОЕ НАЧАЛО, ЧТО НЕ БЫЛО КОНЦА

Народная мудрость. Емкая, точная, бьющая в яблочко. 22 мая 1936 года москвич Александр Богданов протяжным свистком отправил в долгий путь советские чемпионаты. Его работа в матче ленинградского "Динамо" с московским "Локомотивом" получила негативную оценку и в отчете об игре ("Красный спорт" от 23 мая 1936 года), и в передовице, посвященной открытию турнира. Так был запущен мощный двигатель критики судей, работающий с тех пор без сбоев, передышек, остановок, ибо питается неиссякаемой энергией играющих, тренирующих, глазеющих, пишущих (перечислять долго) - всех, кто имеет какое-то к футболу отношение. Механизм уникальный: не изнашивается, не портится, затрат на эксплуатацию и ремонт не требует. Заглохнет только с исчезновением самого футбола (ничто не вечно под луной) или... судей, когда наступающая на человечество всеобщая компьютеризация и роботизация доберется до арбитров.

В чем обвиняли людей в белом? До войны судьи работали, во всяком случае в погожие дни, в белых рубашках, того же цвета парусиновых брюках навыпуск и туфлях. Видимо, не случайно переодели их позже в траурные черные тона. Нагрянувшая в середине 90-х мода на яркую, пеструю униформу ничего в отношении к изгоям не изменила. Их обвиняли в том же, что и ныне. Главным образом - в ошибочных, на сторонний взгляд, решениях по части пенальти и "вне игры". Ну и по мелочам: один много свистел, другой - наоборот, тот уговаривал грубиянов, этот терроризировал пай-мальчиков, а все вместе не реагировали на затяжку времени, откидку мяча после свистка, несоблюдение правила 9 метров, симуляцию... В общем, хорошо нам знакомый джентльменский набор. Иллюстрации к сказанному наведут на читателя тоску беспробудную. Задача пишущих, как и играющих, - держать аудиторию в тонусе. Не может не вызвать оживления в зале заключительная строка отчета о матче московских команд "Динамо" и "Металлурга": "Зрители, увидевшие настоящий футбол и безукоризненное судейство (т.Онищенко), тепло проводили судью". Редчайший для той поры экспонат. В нашей кунсткамере места ему не найдется. О встрече осеннего первенства ленинградской "Красной зари" с московским "Локомотивом" писали: "Не на высоте был судья Капранов. Его нельзя обвинить в необъективности, он просто многого не замечал". Попробовал бы не заметить сегодня хоть малую толику из того многого. Навешали бы ему кренделей и снизу, и сверху.

ОБ ОСОБЕННОСТЯХ НАЦИОНАЛЬНОГО ФОЛЬКЛОРА

Еще одна непопулярная сегодня тема раздражала в те годы общественность. Отовсюду раздавались настойчивые призывы искоренить выкрики и нецензурную брань на поле. Вот что писал "Красный спорт" (19 октября 1936 года) о работе ленинградского судьи Владимира Быстрова, занятого в московском дерби "Динамо" - ЦДКА: "Не хватило у него достаточной решительности унять крики и возгласы игроков. Когда подобная многоголосица под аккомпанемент шлепков по грязи, сопровождаемая осенним дождиком и иллюстрируемая испачканными болотом людьми, происходит при молчаливом попустительстве судьи, - понятие о физической культуре становится явно неопределенным".

Какая прелесть! Чистый взор и целомудренный слух автора изящно исполненных строк - Т.Генкина (несомненно, из активно истребляемого после революции племени эстетствующих интеллигентов) были оскорблены обликом грязно выражавшихся грязных людей. О содержании выкриков он стыдливо умолчал. Все потому, что не дожил этот милый человек до времен, когда непечатные слова и выражения стали печатными и, озвученные, вошли с телеэкранов в квартиры, исторгались из нежных уст прекрасных дам всех возрастов и профессий, включая младших школьниц, обогащая активный словарь языка великого и могучего. Они вошли в нашу жизнь, в наш быт. Мы свыклись с ними, как с видом из собственного окошка. Судьи наши, как и все мы, давно уже перестали отличать матерные слова от всех прочих, отчего на них и не реагируют.

В 30-е судили по устаревшим понятиям. Не скажу, часто (за что их и упрекали), но судьи штрафные санкции к матершинникам все же применяли. Протоколы чемпионата-37 (иные не сохранились) два таких случая запечатлели. С месячным интервалом харьковчанин Онищенко и москвич Стрепихеев изгнали соответственно спартаковца Владимира Степанова и тбилисца Михаила Бердзенишвили за нецензурную брань в адрес... своего товарища. Остается удивляться принципиальности арбитров, четкому следованию букве закона и особо фундаментальным познаниям Стрепихеева в области национального грузинского фольклора, не менее обильного и сочного, нежели русский, поверьте мне.

Удивительно (если пользоваться критериями сегодняшними), что в обоих случаях судьи удалили хозяев. Необычна и реакция на изгнание Степанова соперников "Спартака" - игроков "Красной зари". Сразу после матча они в письменной форме выразили свое, отличное от арбитра, мнение по этому поводу. Записка приложена к протоколу:

"СПРАВКА

Подтверждаю, что после опроса всех игроков команды "Красная заря" выяснилось, что никто из нас не слыхал, когда, по уверению судьи, игрок "Спартака" Степанов Влад. выругался площадными словами, хотя в момент его удаления с поля некоторые из нас находились рядом со Степановым.

Капитан команды,

заслуженный мастер спорта

Григорьев П.Г.

15/IХ-37г."

"ХУДОЖЕСТВА" ВАСИЛИЯ БУТУСОВА

Уличали, случалось, арбитров (не так часто, как ныне, и не огульно, а непременно с указанием фамилии) в необъективном, предвзятом судействе. Чаще всего в скандальной хронике фигурировал ленинградец Василий Бутусов. В обзорной статье о судействе Михаил Ромм писал: "Самое худшее, что может быть в судействе, - это недобросовестность. До сих пор мы не имели особых оснований упрекать наших судей в недобросовестном судействе. Но два матча, проведенные ленинградским судьей Бутусовым, дают, к сожалению, повод ставить этот вопрос.

Во втором матче "Динамо" (Москва) - "Спартак" (Москва) при счете 0:0 динамовец Смирнов в 20 метрах от ворот "Спартака" снизил рукой мяч, шедший на уровне его головы. Только случай и искусство Акимова спасли ворота "Спартака" от гола. Бутусов стоял лицом к Смирнову и не мог не видеть руки. Через несколько минут Якушин принял мяч в 5-7 метрах за спартаковской защитой. "Вне игры" было несомненным, так как Якушин стоял на месте, ожидая мяч. Бутусов не мог не видеть этого, но свистка не дал...

В матче "Динамо" (Москва) - "Металлург" Бутусов признал "вне игры" чистый гол, забитый Федотовым в ворота "Динамо", и затем... не дал 11-метровый штрафной за умышленную задержку игроком "Динамо" в пределах своей штрафной площадки рукой мяча... Бутусов вынес мяч из пределов штрафной площади и вместо пенальти дал простой штрафной удар".

Юрий Ваньят, автор отчета об этом матче, подтвердил сказанное Роммом: "Впервые на московском стадионе "Динамо" судью, вышедшего на поле после перерыва, встретили свистом... Если бы не две решающие ошибки Бутусова, "Металлург" мог испортить динамовцам все шансы на классное место".

По утверждению двух ведущих журналистов, Бутусов явно благоволил динамовцам в игре с основным конкурентом на первенство и в матче предпоследнего тура, после которого они вышли в лидеры и в итоге стали чемпионами, опередив "Спартак" на одно очко.

16 октября 1937 года, через четыре дня после встречи "Динамо" с "Металлургом", состоялся актив московского Комитета физкультуры, на котором обсуждалось судейство Бутусова. Собрание признало необходимым ввиду чрезвычайно острой турнирной ситуации матч переиграть, а судью дисквалифицировать. Всесоюзный комитет не утвердил решение московского физкультактива. По собственной ли воле или под нажимом сверху - кто может знать?

Бутусов продолжал судить и в следующем сезоне, а при первом своем выходе на арену в чемпионате-39 вновь напортачил. Обслуживал он в родном городе игру ленинградского "Динамо" с московским "Торпедо". До перерыва гости вели - 3:0. Во втором тайме динамовцы забили пять мячей (два с пенальти) и выиграли - 5:3. Оценивая судейство своего коллеги и земляка, действующий арбитр Владимир Воног был сколь краток, столь и категоричен: "Если до перерыва судейство Бутусова не вызывало никаких сомнений, то затем картина изменилась".

Присутствовавший на игре инспектор физподготовки и спорта РККА комиссар дивизии Тарасов и зам. председателя ЦС общества "Спартак" Привис в беседе с корреспондентом "Красного спорта" были возмущены недобросовестным судейством: "Тов.Тарасов назвал судейство безобразным, указав, что ясно чувствовалось желание т.Бутусова обеспечить положение ленинградской команды. Тов. Привис заявил, что судья деморализовал команду "Торпедо". Пенальти, по мнению Тарасова и Привиса, были даны незаслуженно".

"Торпедо" матч опротестовало. Протест отклонили, но Бутусова дисквалифицировали на длительный срок, дав отсудить в самом конце сезона встречу его земляков - "Динамо" со "Сталинцем". Эта игра стала последней в его судейской карьере.

Воног утверждал, что большинство протестов связано с необъективным судейством местных арбитров, и предложил Всесоюзному комитету восстановить принцип назначения судей из нейтральных городов, как это практиковалось в 1938 году. В связи с огромными расходами (железнодорожные билеты и командировочные арбитрам оплачивал Комитет физкультуры) в 39-м к обслуживанию матчей вновь стали привлекать судей из местных коллегий.

Если в ленинградском матче причина весьма прозаична, то симпатии Бутусова к московскому "Динамо" в двух упомянутых встречах объяснить и не пытались. Во всяком случае, на мздоимство не намекали.

Слов на ветер тогда не бросали. Любое обвинение требовало доказательств. Странная история приключилась с московским арбитром Иваном Космачевым. После того как он оскандалился в 37-м в игре "Спартака" с басками, его отстранили от судейства, а затем обвинили и во взяточничестве. Но 17 мая 1938 года последовало официальное опровержение Комитета физкультуры: "Постановление Всесоюзного комитета от 1 ноября 1937 года в части обвинения тов.Космачева в рвачестве и приклеивания ему позорного термина "жучка" является необоснованным и как неправильное отменено". Человека реабилитировали, но судить не давали. В течение четырех с половиной лет он обслужил всего три игры, ничего в турнирном отношении не значащие, - по одной в 38-м, 40-м и 41-м.

В печати судей во взяточничестве не обвиняли. Первый известный мне случай восходит к 1946 году. Обнаружил его в документе, сокрытом тогда от постороннего взора. На Всесоюзной конференции по футболу в марте 1947 года новый начальник отдела футбола и хоккея СССР Сергей Савин, анализируя итоги прошедшего сезона, уличил блюстителей закона во взяточничестве не анонимно, а персонально. Все они были разжалованы, в том числе и москвич Георгий Богданов, арбитр высшей группы, за получение от одной из команд 1500 рублей (после реформы 1961 года - 150 рублей). Сумма, равная в первые послевоенные годы примерно двум месячным окладам простого служащего. Время было голодное, народ жил трудно, судьям выдавали форму, мягко говоря, не первой свежести, да и то не всем. Однажды, по словам докладчика, арбитр вышел на поле в гимнастерке, галифе и сапогах.

СУДЬЯМ - ДЕНЬГИ

Вернемся, однако, в ставшие уже близкими и родными довоенные годы. Судейская тематика не сходила с повестки дня высоких собраний и газетных страниц. Эпиграфом ко множеству печатных публикаций могла стать часто повторяющаяся строка: "Любой судья способен испортить классное зрелище". Помимо частных, живо обсуждались и глобальные проблемы. Юрий Ваньят говорил о круговой поруке, склоках, местничестве и чрезвычайно низком уровне судейства. Он предлагал создать институт профессиональных судей, разделить их на несколько категорий и выплачивать зарплату дифференцированнно. Идея - в то время революционная - так и осталась нереализованной. По словам выступавшего с докладом в Комитете физкультуры Александра Старостина, 80 процентов судей не играли в футбол и потому не всегда были способны разобраться в тонкостях игры. Старостин рекомендовал привлекать к судейству завершивших выступление футболистов, создать институт платных, то есть профессиональных, арбитров. Мнение пишущих и выступающих было едино: уровень судейства значительно отставал от уровня игры (нам грех жаловаться - у нас в этом смысле полная гармония).

Ситуация с судейством в 30-е годы не столь мрачна, как, судя по изложенным здесь фактам, может показаться. Не собирался оценивать работу судейского корпуса и положение дел в этой области в целом. Речь шла только об отношении современников к судейству и его проблемам. Хвалить арбитров за добротно исполненную работу считалось дурным тоном, и умалчивание в отчетах о работе судей расценивалось как похвала. Нечасто баловали комплиментами даже таких мастеров своего дела, как Николай Усов, братья Владимир и Евгений Стрепихеевы, Михаил Онищенко, Константин Терехов... В 30-е начинали судить известные в послевоенные годы советские арбитры Николай Латышев, Михаил Дмитриев, Вячеслав Моргунов, Александр Щелчков, Сергей Руднев, Виктор Архипов, Петр Белов...

Судейство субъективно (порой откровенно необъективно), кто станет спорить. Но столь же субъективны сторонние наблюдатели (пишущие, комментирующие), и уж откровенно необъективны лица заинтересованные - тренеры, футболисты и их поклонники. Так было всегда и везде, где играют в футбол.

КРИМИНАЛЬНАЯ ХРОНИКА

Сравнить ее масштабы с нынешними, не видя матчей, только по газетным отчетам и документам - задача не из простых. В другой играли тогда футбол, не столь мобильный, интенсивный, контактный, когда все против всех. При освоении "дубль-ве" в ходу была персоналка - бились один в один. Каждый отвечал за своего. Проигрыш единоборства на подступах к своей штрафной, да еще в самой уязвимой центральной зоне при отсутствии налаженной взаимостраховки был смерти подобен. Отчего ангелы-хранители в экстремальных ситуациях в средствах себя особо не стесняли, и при исполнении спецзадания "не пущать!" всяко случалось: и кости трещали, и ноги ломались...

В 1937 году приняли решение о замене не трех футболистов, как было ранее, а одного. Кто-то из журналистов предсказал: "В связи с новым правилом о замене игроков игра "на человека" приобретает особый смысл: выгодно выбить игрока". Такие прогнозы обычно сбываются. Задача костоломов (этот термин был в ходу и в 30-е годы) упростилась. Если прежде, чтобы получить численное преимущество, приходилось ломать четырех футболистов, теперь можно было ограничиться двумя.

Уже в предсезонных товарищеских матчах началась охота на ведущих игроков: 66 футболистов получили увечья, 6 из них - тяжелые, 15 человек судьи изгнали с поля. Во встрече московских "Сталинца" и "Динамо" игроки команды со столь звучным названием вывели из строя двух динамовцев: Лапшину сломали три ребра, Павлову - ногу. Первый лечился около трех месяцев, второй пропустил весь сезон и часть следующего. В 38-м он провел всего пять матчей.

Досталось динамовцам и перед чемпионатом-38. В товарищеской встрече в Ростове унесли с поля Щербакова, Елисеева и одного из лучших нападающих - Смирнова с переломом голеностопного сустава. Сыграл он в том сезоне всего три матча.

И в московском "Динамо" играли не ангелы. Репортажи корреспондентов о встречах динамовцев Москвы и Ленинграда больше напоминали сводки Совинформбюро с полей сражений Великой Отечественной. Так было в 36-м. То же повторилось и в обеих встречах 1937 года. В стартовом матче чемпионата в Ленинграде хозяева стараниями Виктора Федорова и Петра Дементьева повели в счете - 2:0. Защитник москвичей Тетерин, хоть и с некоторым опозданием, принял решительные меры по их нейтрализации и в течение получаса вывел одного за другим из строя. Гости матч спасли. Ничья получилась боевой по всем параметрам: забитым мячам - 3:3, подбитым игрокам - 2:2 (и у москвичей два футболиста получили серьезные повреждения), удалениям... 0:0. Среди пострадавших оказался и харьковский арбитр Иоселевич. За либерализм его дисквалифицировали на год. Случай нехарактерный. Удаляли тогда чаще, чем предупреждали. К примеру, в 72 играх 1937 года изгнали с поля 19 футболистов - в среднем раз в 3,8 матча (у нас в прошлом году удаляли реже - раз в 4,4 матча). В 38-м был установлен абсолютный рекорд по валу - 60 изгнанных с поля футболистов. И это при либеральном, на взгляд обозревателей, судействе. Судей постоянно упрекали в нерешительности, мягкотелости и даже попустительстве грубиянам.

За пределами группы "А" криминогенная обстановка была и того хуже. С мест то и дело поступали леденящие кровь сводки. В Сызрани игроки "Локомотива" избили на поле приглашенных из Уфы футболистов. В Тамбове динамовец Борисов нанес удар в голову лежащему вратарю соперничающей команды и вывел его, как сообщил корреспондент, "из игры и из команды". А в Запорожье нападающий столичного "Сталинца" Москвин, получив сильный удар, был отправлен в местную городскую больницу, где вскоре и умер...

ТРИ ИСТОЧНИКА

Журналисты криком кричали, взывали к рубакам, тренерам, судьям, общественности, руководящим товарищам из физкульткомитета и даже стражам порядка. "Грубость - это не советский стиль. Так говорит зритель, так говорит вся масса советских физкультурников и спортсменов!" - вопила передовица центральной газеты. "Уйдите с поля!" - требовал анонимный автор спортивного издания, обращаясь к костоломам. Делались попытки разобраться в причинах, как утверждали, чуждого нашему спорту буржуазного явления: "Наши мастера часто рано зазнаются и прекращают работу над собой. У них мало дисциплины и культуры. Многие игроки ни о чем не думают, кроме мяча и посещения кино. Некоторые малограмотны, и лишь хороший костюм прикрывает культурную отсталость. Отсюда и рост грубости", - писал Ваньят.

А один безымянный автор указал на три источника, три составные части борьбы с грубостью на футбольных полях Республики Советов: "Во-первых, повышение квалификации наших судей.

Во-вторых, повседневная кропотливая воспитательная работа в коллективах.

В-третьих, решительная, беспощадная борьба с непоправимыми хулиганами путем дисквалификации и изгнания их из спортивных обществ. Надо воспитывать в наших спортсменах чувство презрения к хулигану. И когда ему не подаст руки товарищ - это будет достойным наказанием хулигана".

Нашего современника, не сомневаюсь, позабавила наивность предлагаемых мер по искоренению зла и особенно милое словосочетание "товарищ хулигана". Кто мог быть товарищем злостного хулигана? Такой же хулиган (скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты).

Обзывая хулиганами всех грубо и жестко сыгравших футболистов, пишущие оскорбляли их человеческое достоинство. Хулиган и грубый игрок - понятия, далеко не всегда синонимичные. Наш Юрий Ковтун - самый успешный собиратель разноцветных карточек - в миру скромный, милый, добрый парень. Уж к нему-то эта наклейка никак не подходит. Как и ко многим действующим в то время игрокам. Одно дело, когда травма наносится умышленно, в неигровой обстановке, другое - в жесткой, мужской борьбе за мяч, где всякое может случиться.

К Бочкову и Бенедиктову из московского "Буревестника" это не относится. В 38-м, сразу после окончания календарного матча со "Стахановцем", они на поле средь бела дня на глазах у честного народа и блюстителей порядка избили капитана гостей Бикезина. Вряд ли непожатие руки их товарищами могло перевоспитать этих, с позволения сказать, спортсменов. Таких следовало незамедлительно изгонять из футбола. О том, как наказывали хулиганов, и вообще о деятельности Фемиды в предвоенные годы вы скоро узнаете. А пока повторю, что сказал, завершая разговор о судьях.

Умело подобранные нарезки к полутораминутному отчету о скудном, бездарном матче могут создать иллюзию живой, захватывающей, полнокровной борьбы. Так и здесь. Промелькнувшие перед вашим взором страшные кадры в целом не характерны для футбола 30-х. Добротных, нормальных, корректных матчей было значительно больше. То же можно сказать и о футболистах. Соотношение злостных костоломов и основной массы футболистов было примерно таким же, как и сегодня.

В ОБЪЯТИЯХ МОРФЕЯ

Роли распределялись четко. Рубаки мастера добросовестно выполняли свою работу, общественность вопила, исходила слюной, била в колокола, Фемида (Всесоюзный комитет) пребывала в объятиях Морфея. Иногда сквозь сон раздавались санкции, в большинстве своем символические, беззубые, непоследовательные. И только в короткие минуты бодрствования обращалась она за помощью к громовержцу Зевсу.

Первый удаленный в истории советских чемпионатов футболист - Николай Ярцев ("Красная заря", Ленинград) отделался легким испугом - условной дисквалификацией. Иными словами, остался безнаказанным. Открывали осеннее первенство (5 сентября 1936 года) "Спартак" и "Локомотив". Обе команды завершили игру в неполных составах: за грубость судья удалил Ильина со Столяровым ("Локомотив") и спартаковца Андрея Старостина. Вновь всколыхнулась общественность, "Сурово наказать грубиянов!" - требовала пресса. Необыкновенный гвалт разбудил почивающую Фемиду. Чуть приоткрыв очи, распорядилась она отлучить Ильина на две игры, Старостина - на три, Столярова - до конца сезона. Отсидеть полный срок от звонка до звонка пришлось лишь рабочим железнодорожных мастерских. Старостин неизвестно по какой причине попал под амнистию. Как и еще семь футболистов, удаленных в ходе турнира. Типичный пример деятельности физкультурного комитета.

Мало что изменилось и после создания в 37-м спортивно-дисциплинарной комиссии. Ей вменялось в обязанность наказывать "не только отдельных игроков, но и целых команд за грубость вплоть до снятия с календаря".

Об эффективности работы новоиспеченной комиссии вы можете судить по принятым ею решениям, столь же непоследовательным и выборочным.

Вторая игра в 37-м между динамовцами Ленинграда и Москвы (о первой я только что рассказывал) была такой же нервной и жесткой. Снова полное равенство: в мячах - 2:2, удаленных игроках - 1:1. И только дисциплинарная комиссия обеспечила москвичам решающее преимущество - 4:0. Ленинградца Кузьмина дисквалифицировали на четыре игры, москвич Чернышев не пропустил ни одной. Всего в том сезоне только в группе "А" удалили 19 футболистов. Больше половины (10) простили. То же - и в следующем, 1938 году. Карать собирались жестко, решительно, по всей строгости закона вплоть до тюремного заключения. Чтобы не быть голословным, зачитаю п. 17 Положения о розыгрыше первенства 1938 года: "Удаленные с поля игроки за дисциплинарные нарушения автоматически пропускают одну игру и в дальнейшем до решения Главной спортинспекции к играм не допускаются. В случае грубой, злонамеренной игры привлекаются к уголовной ответственности".

На вопрос о количестве уголовных процессов отвечать не придется: разобравшись уже в ситуации, вы его не зададите. Хотя повод был. Разве Бочков и Бенедиктов не заслуживали предусмотренного футбольным кодексом наказания? Милиция, на глазах которой избивали человека, не вмешалась: уголовные законы на территорию футбольного поля не распространялись. В итоге Бенедиктова отлучили от футбола до конца сезона, а Бочкова - лишь на три месяца. В том же году сняли с турнира еще нескольких футболистов, и всем по прошествии некоторого времени заменили наказание на условное.

В п. 17 прозвучало "автоматически". Неровно дышали к этому слову спортивные деятели. Зря уповали на автоматику: в стране, где основные орудия труда - кирка и лопата да серп с молотком, автоматика давала сбои. Я насчитал полтора десятка случаев, когда автомат не сработал: 15 удаленных футболистов не пропустили ни одной игры! Объяснение весьма прозаично. Если ограничиться одним словом - беспорядок (не решился употребить выражение покрепче). Если конкретнее...

Из выступления на совещании по футболу во Всесоюзном комитете в июле 1938 года: "Ленинградец Федоров был дисквалифицирован на семь игр. Но он обратился к товарищу Скалкину и, поплакав перед ним немного, смягчил сердце начальника инспекции, и тот амнистировал грубияна".

КОМИТЕТ РАЗБУШЕВАЛСЯ

Богиня правосудия порою просыпалась. А в состоянии бодрствования и особенно во гневе превращалась в фурию. Уж лучше б спала.

Осенью 39-го прервало ее безмятежный сон ЧП союзного масштаба. Московский "Сталинец" сквозь широко распахнутое в календаре окно упорхнул на Украину - в Запорожье и Днепродзержинск на заработки (возможно, кроется в этом еще одна причина нестабильного рваного календаря: футболистам давали возможность подработать в так называемых коммерческих матчах).

3 сентября случилось несчастье. В Запорожье от полученного увечья скончался нападающий "Сталинца" Евгений Москвин. Здесь комитет просто обязан был напомнить о себе. Вскоре он разразился приказом председателя В.Снегова с десятью карательными пунктами.

В преамбуле начальник возмущался существовавшей в нашем футболе практикой коммерческих игр (отчего же так долго бездействовал?). Более всего его возмутил сам факт раздела прибыли между футболистами: "Начальник команды т.Крючков, капитан и политрук команды т.Бушуев и тренер т.Столяров не только не противодействовали, но и сами приняли участие в этом дележе". А в чем же смысл коммерческих матчей? Может, игрокам надлежало сдать выручку государству или - на худой конец доставить ее в персональный кабинет председателя?

Снегов был во гневе. Бил наотмашь налево и направо. Снял с должности главного инспектора по футболу Гаврилова. Распустил дисциплинарную комиссию, куда входили известные в прошлом футболисты Блинков, Халкиопов, Канунников, судья Васильев... Отстранил от руководства командой Крючкова, Бушуева и Столярова (в недавнем прошлом игрока "Локомотива"), запретив ему заниматься тренерской деятельностью в течение года. Снегов поставил перед секретариатом ВЦСПС вопрос о привлечении к уголовной ответственности председателя ЦС общества "Сталинец" Чернобая и ответственного секретаря Пенязеву...

С обострением международной напряженности ужесточились меры по наведению в стране дисциплины и порядка. Почувствовали это на своей шкуре и футболисты. Мы уже писали о драконовских мерах в отношении игроков, нарушивших инструкцию о переходах.

В начале июня 1940 года председатель ДК (дисциплинарной комиссии) предупредил: "ДК больше не будет дисквалифицировать игроков на одну, две, три игры, а после ряда взысканий начнет исключать недисциплинированного игрока из команды, а судей - из судейской коллегии".

Очень скоро с формулировкой "за систематическую дискредитацию звания советского физкультурника и за нарушение трудовой дисциплины" сроком на два года дисквалифицировали игрока московского "Локомотива" Михаила Жукова. Необычайно жесткие по массовости и диапазону санкции обрушились на участников матча "Красной Армии" с ленинградским "Динамо" (проходил в Москве 3 мая 1941 года). Восемь человек подвергли различным взысканиям - от выговора до годичной дисквалификации. Судье Онищенко "ввиду того, что не справился со своими обязанностями, оставил безнаказанными ряд фактов недисциплинированности и не сумел пресечь грубость", понизили категорию с всесоюзной до республиканской. Тренеров Сергея Бухтеева ("Красная Армия") и Михаила Окуня ("Динамо") сняли с работы.

Исключали из турнира не только игроков и тренеров, но и команды.

ЗА НИЗКИЕ ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ

Летом 39-го была предпринята первая (неудавшаяся) попытка по изъятию из турнира отдельной команды. В августе ЦС "Динамо" Украины и Союза вынесли решение об исключении из розыгрыша группы "А" одесского "Динамо". Одесситы, не подозревая о зревшем в кулуарах заговоре, прибыли в Москву на календарный матч с "Металлургом". Встретивший их на вокзале представитель хозяев не без смущения сообщил: "Принять вас я, конечно, могу, но мне кажется, зря вы приехали. Вы уже не команда..." Ничего не понимая, гости направились в общежитие динамовского стадиона. Там их не приняли, объявив, что команду расформировали и ее матч с "Металлургом" не состоится. В ожидании своей судьбы несколько часов сидели на чемоданах расстроенные, измученные долгой дорогой люди. В короткой схватке центрального совета динамовского общества с Всесоюзным комитетом верх взяла физкультурная организация. Одесситов в турнире оставили.

Что не удалось летом 39-го, свершили осенью 40-го.

Перед шестью заключительными матчами тбилисский "Локомотив" замыкал турнирную таблицу, имея небольшие шансы на сохранение места в группе "А". Использовать их тбилисцам не дали. Кто и за что, выяснить не удалось. История темная. Озвучивать непроверенные слухи не имеет смысла. Располагаю лишь официальной версией.

В двадцатых числах сентября председатель Всесоюзного комитета физкультуры Снегов издал приказ, повелев "показательным командам группы "А" прекратить дальнейшие встречи с командой тбилисского "Локомотива".

О причинах в приказе не говорилось. С разъяснениями выступила 26 сентября газета "Гудок": "По решению секретариата ВЦСПС, тбилисская футбольная команда "Локомотив" за низкие технические результаты исключена из числа участников розыгрыша первенства СССР по футболу".

Высший профсоюзный орган принял столь суровое и нелепое решение, разумеется, не по собственной инициативе. Он пошел навстречу пожеланиям трудящихся, удовлетворив просьбу ЦК союза железных дорог о снятии их команды с турнира.

Случай беспрецедентный, решение абсурдное, дикое. Эдак в любое время (было бы желание) можно учинить самосуд над аутсайдером с формулировкой "за низкие технические показатели". А какие еще показатели могут быть у осевших на дне?

В этом смысле порядка у нас куда больше. Закон о санкциях по отношению к нарушителям расписан четко и столь же последовательно исполняется. Случаев изгнания "за низкие технические результаты" за девять лет не обнаружено.

(Окончание следует)