Репортажи «под Озерова», любовь к ЦСКА, прозвище Кабан и школьная рок-группа. Одноклассники вспоминают о Юрии Розанове
Горький полдень 4 марта 2021 года. Только что закончилась панихида по Юрию Розанову. Десятки людей с осунувшимися лицами стоят возле зала прощаний Центральной клинической больницы на западе Москвы. Кто-то вполголоса разговаривает, кто-то ушел в себя и молчит. Близкие ждут отъезда на Митинское кладбище, где похоронят комментатора такого масштаба, что в память о нем главные футбольные и хоккейные лиги страны объявляют минуты молчания, и горе объединяет всех. Для уточнения: ушел из жизни он не 3-го, как считается, а 2 марта, около восьми вечера. За три дня до смерти его привезли на скорой в эту больницу. Выйти из нее ему было не суждено.
Меня подзывает старый знакомый. Игорь Некрасов, журналист, но не спортивный. В 1990-е в Праге брал интервью на чешском без переводчика у президента Чехии Вацлава Гавела; освещал войну в Югославии, пережил бомбардировку в Загребе, там же был и свидетелем первого матча в истории сборной Хорватии и автором репортажа о нем для «СЭ». Яростный болельщик «Спартака» и завсегдатай «Открытие Арены», где мы регулярно и встречались. Он учился с Розановым в одном классе в подмосковном Видном и близко с ним дружил. О рождении внука Гриши у Юрия Альбертовича в конце прошлого октября я узнал именно от него. Игорь был одним из тех, кто выступал на панихиде.
«Хочу познакомить тебя с друзьями, одноклассниками Юры», — говорит Некрасов. Все представляются — и тут же наперебой начинают вспоминать. Случай за случаем, историю за историей. Тогда и рождается идея материала, который сейчас перед вами. О том, каким Розанов был в детстве и вообще до прихода в комментаторы, случившегося не рано — в 34 года. О том, что и как заложило основу того волшебства, в которое мы погружались, когда включали телетрансляцию и слышали неповторимый голос: «С вами Юрий Розанов».
Знакомьтесь и вы. О Некрасове, учившемся с Розановым и в 4-й (до восьмого класса), и в 1-й (с восьмого до выпуска) школах Видного, вам уже известно. Лев Дестечян — доктор, владелец двух стоматологических клиник в Видном. Сергей Буслаев — предприниматель, в прошлом — хозяин студии звукозаписи и кафе «Лира» в Видном, где не раз бывал Розанов. Евгений Сиротенко — музыкант и композитор, чьи работы вошли в филармонические сборники, по которым учат студентов музыкальных вузов. За две недели до смерти Розанова он пережил инфаркт, но не мог не приехать на похороны.
Они честно расскажут о том Розанове, которого не знают ни его коллеги по микрофону, ни болельщики. Но без того рыжего, конопатого Юры мы не узнали бы комментатора, который вошел в историю нашего спорта.
Армеец в третьем поколении, дворовой комментатор и болельщик «Монреаль Канадиенс»
Розанов и Некрасов жили в соседних домах на Советской улице. В школу и обратно шли вместе — кстати, будущий комментатор терпеть не мог опозданий, и другу иной раз за них от него прилично доставалось. А на обратном пути Игорю повезло слышать то, что спустя десятилетия будут любить миллионы.
«После уроков именно я частенько становился привилегированным слушателем импровизатора-комментатора Юры Розанова «в стиле Николая Озерова», — вспоминает Некрасов. — И всегда удивлялся его лихости так ловко и складно произносить закордонные фамилии. Как, например, «голкипер чехословацкой сборной Йиржи Црха». Без запинки мог назвать весь состав своего любимого «Монреаль Канадиенс». Почему-то он выбрал именно этот клуб, а я — «Бостон Брюинз», и у нас по этому поводу с ним были такие же зарубы, как на тему его ЦСКА и моего «Спартака»...
Нет, он никогда не говорил мне в школе или дома, что хочет стать комментатором или спортивным журналистом. Но в нем это было заложено! Кто мог подумать, что эти прогулки с комментариями Озерова под копирку станут его профессией и сделают таким популярным. Ведь Юра долго искал свой путь".
Буслаев добавляет:
«Он комментировал во дворе. Тяга к этому у него была сумасшедшая, и когда Юра начинал что-то рассказывать, все с открытыми ртами слушали. Собирались по 30 человек, устраивали какие-то шахматные турниры, шашки, карты, домино, настольный хоккей. Такое небольшое Монте-Карло во дворе в Видном. Футбол, хоккей, баскетбол, волейбол... И если Юра не играл сам, то комментировал. Поэтому я не удивился, когда кто-то мне позвонил и спросил: «А ты слышал Юрку на НТВ-плюс?»
Привязанность Розанова к ЦСКА, как выяснилось, была наследственной. Буслаев рассказывает:
«За ЦСКА болели его дед и папа. Юра всегда этим хвалился, говорил: «Я — армеец в третьем поколении». На нашей улице ребята разделились на болельщиков «Спартака» и ЦСКА, я один был за «Динамо». И когда он начал комментировать — никогда не задевал другие команды! Стал нейтральным — и к нему с уважением и любовью относились болельщики всех клубов. Никогда не показывал, что за ЦСКА. Я его даже спрашивал: «Зачем ты кричишь, когда «Спартак» забивает?»
Не все так просто: пройдут годы, Розанов начнет комментировать — и, по словам Дестечяна, в какой-то момент полярные клубные пристрастия их с Некрасовым столкнут:
«Как-то раз под влиянием эмоций началось. Игорь кричал: «Юра продался!» Юра отвечал: «Игорю надо голову лечить!» У Некрасова это было в виде бурчания, у Розанова — насмешки. Но они всегда любили и уважали друг друга, поэтому долго и серьезно это продолжаться не могло. Я далек от футбола и старался в таких случаях быть миротворцем».
Некрасов пожимает плечами: «Может, и было такое, но время как-то все сгладило». И добавляет:
«Дед Юры по маминой линии, герой Великой Отечественной, болел за ЦДКА. Официально его звали Егором, но домашние называли Юрой. Поэтому и старшего сына его дочь Валентина назвала Юрием. За ЦСКА болел и отец Юры, прокурор Альберт Константинович. Он занимал пост начальника приемной Генеральной прокуратуры. При такой наследственности у моего друга не было другого клубного выбора. Помню, как он в седьмом классе хотел назвать нашу хоккейную команду СКА — Седьмой Класс «А».
То, что у Розанова с детства был шикарно подвешен язык, помогало и выходить из конфликтных ситуаций с фанатами других клубов. Буслаев рассказывает:
«Как-то поехали с Юрой и еще одним пацаном в армейский манеж на футбол «Динамо» (Москва) — «Динамо» (Киев). Юра почему-то был в вязаной бело-голубой шапочке, хоть и за ЦСКА. Всю дорогу в метро просил его: отдай мне, я же за «Динамо» болею. Но он не отдавал.
Выходим на «Динамо» — и вдруг нас окружает толпа и теснит к забору. Оказалось — спартаковцы. Они потом обнажили шарфы, которые были спрятаны под куртками. Нас, говорят, вчера спартаковцы побили в «Лужниках» на хоккее, и мы приехали на футбол сдачи давать.
И тут Юра начинает излагать, что мы, мол, из Домодедова, он внештатный корреспондент какой-то там «Домодедовской правды». Достал даже какое-то удостоверение, начал им по ушам ездить. Красиво! Они посмотрели, послушали — и отпустили нас. Я удивился — как такое возможно?! Уже был уверен, что нас там размажут. Их человек 50 было, а нас — трое. Но благодаря тому, как говорил Розанов, обошлось. Он вообще любой конфликт в кругу ребят мог погасить, сгладить".
«Я выл по нему беззвучно...» Комментатор Казанский — о смерти Розанова
Федоров — о смерти Розанова: «Удивительно глубокий и невероятно романтичный человек»
Его любовь к спорту проявлялась уже в том возрасте, в котором другие дети еще и читать не умеют. Дестечян говорит:
«Абсолютно точно знаю об одном случае, который произошел, когда Юре было пять лет. Мама одного из его будущих соучеников по 4-й школе была медсестрой и приходила к нам домой делать уколы кому-то из его родителей. И она рассказывала: «Юра сидел и запоем читал «Советский спорт». В пять лет!» Соученик этот, кстати, тоже был на его похоронах. И мама его, та самая медсестра, жива. Она может подтвердить, что это чистая правда».
Буслаев улыбается:
«В Видном есть улицы Спортивная, Динамовская, Футбольный проезд... Кем еще мог стать Юра, живя в таком городе?»
Мастер паса с феноменальной памятью по прозвищу Кабан
В спортивных вопросах юный Розанов был не только теоретиком, но и практиком. Буслаев вспоминает:
«У нас рядом стадион «Металлург», где играла лучшая в то время команда мира по мотоболу. Там же мы гоняли в футбол, зимой — в хоккей. Юра был парень грузноватый, конечно, но мы всегда ставили его в центр поля, чтобы он раздавал пасы. У него было потрясающее видение поля. Он дневал и ночевал на спортивной площадке. Моя мама нас кормила — и мы бежали обратно играть. В любую погоду.
Помню, нам было лет по 16, на дворе — 8 ноября, погода — отвратительная. Заходит Юра: «Серег, пойдем в футбол поиграем». — «Лед, холодно». — «Да ладно тебе». Он собрал команду, надели кеды, пошли играть. Я поставил условие, что мы будем в одной команде, — из-за его пасов мне нравилось играть с ним вместе. И вот Юра отдает мне шикарный пас, я бегу за мячом и чувствую, что ноги едут по льду. Теряю равновесие и ударяюсь лицом о штангу. Разбиваю себе бровь и нос, лежу весь в крови. Розанов берет меня чуть ли не на руки и тащит двести метров до отделения скорой. Врач сначала не верит, говорит — наверное, вы выпивали где-то. Мы показываем на кеды: какое выпивали, в футбол играли! Потом Юра еще идет к моей маме, успокаивает, пока меня всего зашивают и перебинтовывают..."
В 16 лет футболист Розанов принял участие в настоящем международном матче, причем за границей. Для подмосковного мальчишки в 1977 году это было чем-то невообразимым. Некрасов рассказывает:
«Летом того года мы с ним поехали в Чехословакию, в деревню Враняны под Прагой, во что-то вроде международного студенческого трудового лагеря. Кроме нас и местных, там еще были ребята из Болгарии и из польского Освенцима. Так что школьный «комментарий» про чешского вратаря Йиржи Црху получился в чем-то пророческим — первая поездка за границу была у него именно туда. Попасть за границу советским школьникам было непросто, а для нас это оказалось возможно в рамках сотрудничества двух заводов, в том числе опекавшего Видное Московского коксогазового.
Вот во Вранянах 9 июля 1977 года 16-летний Розанов и сыграл. Мы проиграли местным со счетом 9:12. Юра положил треху, никак не меньше. На результате сказалась усталость. Рано утром на поезде приехали из Москвы в Прагу (помню, кстати, фото Юры в центре Праги с сумкой ЦСКА), потом на автобусе часа полтора добирались до лагеря. Чехи нас ждали свеженькие..."
Розанов в спорте был многостаночником — по словам друзей, прекрасно играл в баскетбол и настольный теннис. Некрасов подтверждает слова Буслаева о великолепном видении поля, добавляя к нему в хоккее технику владения клюшкой. На коньках, правда, держался неважно. А в футболе команду младших юношей «Металлург» из Видного, в которой играл Розанов, тренировали известные в прошлом мастера.
Виктор Гусев — о попытках помощи Розанову: «К сожалению, не всегда деньги помогают».
«Первый отбор в команду проходил осенью 1974-го или 1975 года, — вспоминает Некрасов. — Тренером, к радости болельщика ЦСКА Юры, был известный армеец Алексей Водягин. Помню, как он выстроил нас на беговой дорожке, задавал футбольные вопросы. А потом несколько лет команду тренировал спартаковец Олег Тимаков. Тот самый Московский коксогазовый завод, который построил стадион «Металлург», а потом отправил нас с Юрой в Чехословакию, предоставил автобус, мы катались на игры по всему Подмосковью, нам даже суточные выдавали — рубль двадцать.
Я со временем дорос до капитана команды старших юношей, а вот Юра переключился на куда более удобный для его габаритов баскетбол и пинг-понг. Для больших футбольных полей он был крупноват, а вот во дворовом ему не было равных по скорости мысли и работе с мячом. Технарь, умница. Кстати, он ничуть не обижался на прозвище Кабан, как его называли близкие друзья. Вообще не припомню, чтобы он дрался. Умел договариваться, да и крупным был парнем: зря, что ли, Кабаном прозвали?"
«Прозвище было дружеское, не унизительное, — подтверждает Дестечян. — Рыжий, конопатый, ноги иксом... У него была абсолютно неспортивная фигура, но он обожал футбол и хорошо играл и в него, и в пинг-понг. А какие были споры о футболе, какое, образно говоря, разрывание тельников на груди! Юра — это было что-то невероятное. Непохожая ни на кого внешность, щедрая душа, принципиальность, свое видение всего на свете. Он был отдельной песней всего нашего детства».
С кем из друзей этого самого детства Розанова ни поговоришь — звучит одно и то же словосочетание. «Феноменальная память». Более того, прилагательное произносят по слогам. И подчеркивают: не просто хорошая и даже великолепная, а именно феноменальная. Некрасов подчеркивает: «Не хуже, чем у литературного гения, которого знаю и с которым могу его сравнивать, — Дмитрия Быкова».
Буслаев рассказывает, что и игра на гитаре, и английский язык Розанову дались моментально, а в шахматы и карты с ним было просто бесполезно играть — все запоминал и наперед читал. Ему нравилось всех и во все обыгрывать. Неудивительно, что годы спустя он станет завсегдатаем букмекерских контор. И говорят — весьма успешным.
«А как он запоминал любую информацию, связанную с футболом, — это вообще что-то невероятное, — продолжает Буслаев. — Тогда, в 1970-е годы, из спортивных газет были только «Советский спорт» и «Футбол-Хоккей». Помню, как Розанов покупал в киоске этот еженедельник, который нужно было разрезать, чтобы увидеть все страницы. В нетерпении пальцем его разрывал — любил, чтобы именно так, неровно было. И за три минуты все проглатывал! Всю газету! Мы удивлялись, говорили: Юр, ну подожди. Внимательнее читай! Он парировал: «Открывайте любую страницу — и я вам все скажу, что там написано». Мы спрашивали, кто авторы голов в матче «Кайрат» — «Пахтакор» на такой-то полосе. Все с доскональной точностью отвечал.
А еще мы часто ездили на стадион «Динамо», где рядом, кажется, с Южной трибуной была знаменитая трепаловка. Там собирались поговорить о футболе большей частью опытные мужики, которые еще Стрельцова до тюрьмы видели. И тут 14-15-летний пацан выходит в центр круга и начинает спорить с этими дядями — да как аргументированно! Мы уже боялись, что его побьют. Но он так все описывал, будто сам видел. В 1950-е годы, 1960-е. Господи, думаю, Юра, мы же с тобой только в 1961-м родились, откуда ты это знаешь? А он читал, с кем-то общался и все запоминал. Вплоть до того, какой ногой кто в каком году забивал".
Память пригодится ему и при, скажем так, спорных вещах. Но из песни слов не выкинешь. Дестечян говорит:
«Память у него была на уровне уникума. После школы он поступил в МЭИ, где ему учиться было неинтересно, и стал выпивать. А на это деньги-то нужны. Откуда они у студента? Юра подходил к ребятам в институте утром и говорил: «Давайте поспорим, что я запомню любые номера из ваших телефонных книжек». Десять номеров подряд, двадцать, тридцать. По-моему, ему было все равно, сколько запоминать. Они озвучивали Юре эти номера, и он их в том же порядке повторял. Ограничений не было. После чего забирал деньги и шел за пивом».
Доктор Роуз и рок-группа Nameless
Еще одной страстью Розанова была музыка. Более того — он сам был постоянным и одним из самых активных участников школьной рок-группы. Ее лидер и одноклассник Юрия по школе №1 Евгений Сиротенко, ставший затем профессиональным музыкантом, рассказывает:
«Юра имел отношение и к рок-музыке. В далеком 1975 году мы с ним стали отцами-основателями «культовой» (для доброй полусотни человек) рок-группы Nameless — «Без Названия». Он и пел, и писал песни. Псевдонимы ее участников остались на долгие годы, и до сих пор еще для нашего круга кто-то — Мак-Коллинз, кто-то — Лео Ренессанс, кто-то — Джон Брэдмен.
Юра был Доктор Роуз, а его младший брат Костя — Кейт Гласс. Первоначально все тексты сочинялись на английском, и большую их часть придумывал и корректировал именно Розанов. Они были вполне на уровне. Даже сейчас, спустя почти полсотни лет, почти все они с точки зрения правильности английского языка и поэтической интересности безупречны.
На первых порах к группе присоединился Игорь Некрасов в качестве барабанщика и Розанов-младший, Костя, в роли бас-гитариста. Группа была чисто студийной, писались дома на магнитофон, собираясь толпой от пяти до десяти человек. Старались использовать наложение и разные звуковые эффекты, которые были доступны для того времени. В общей сложности человек пятнадцать было втянуто в эту авантюру. Приглашались новые «сессионные музыканты» — каждый, кто хоть немного на чем-то играл, непременно участвовал в записи новых альбомов.
Конечно, это было игрой в выдуманную другую жизнь. Но игрой великолепной — обсуждались новые альбомы, проводились хит-парады, создавались тексты, которые корректировались прямо на уроках, рождались новые песни... Писали несуществующие статьи и рецензии в Rolling Stone, выдумывали мировые чарты с Nameless. Появились альбомы «Гость из Мексики», «Лихой Казак Гаврила» (тоже на английском!), «Укромный Уголок», «Золотой Слиток», «А Все-таки Она Дура». Такой вот немалый период жизни был у нашего друга Юры Розанова, который раскрывал его многогранность и уникальность совсем с другой стороны".
Буслаев, также задействованный в Nameless, вспоминает:
«Когда мы играли на гитарах, Юра часто говорил: «Вы неправильно взяли до-мажор». Или фа-диез. Спорщик был отчаянный! Сам он на гитаре играл, но это не было самоцелью. Он все хватал быстро — как и в институте, когда сдавал, условно, химию. Пока идет семестр, он гуляет, прогуливает. А потом начинается сессия — берет книжку, за пять минут ее перелистывает, на подкорочку все записывает. И все знает! Так же и с музыкой, и с английским. Помню, как они в подъезде слушали Pink Floyd, и Розанов очень четко формулировал: тут они поют о том-то, а глубина такой-то песни — вот в этом.
Много лет спустя он уже был комментатором, и мы уже в 2000-х с Игорем Некрасовым ездили в Лужники на матч «Спартак» — «Динамо». Юра знал, что у меня студия звукозаписи, и просил записать одну группу — ностальгия его замучила. Я периодически через Игоря ему диски передавал. Он в интервью говорил, что любил Uriah Heep и Pink Floyd, но меня тогда попросил записать американскую группу 60-70-х Three Dog Night. Все диски!"
Слушали они и русский рок. В подъезде, а то и дома у Розанова в хрущевской пятиэтажке. Буслаев нередко приходил туда с магнитофоном переписать музыку. Он рассказывает, как они заспорили даже прошлым летом — Розанов не изменял своей спорщицкой натуре, даже тяжело болея.
«Он в последние годы сдружился с певцом и музыкантом Ромарио (Романом Луговых. — Прим. И.Р.). И почему-то решил, что Ромарио талантливее Андрея Макаревича. Я ему возражал, Юра горячился: «Ты ничего не понимаешь!» Но потом перезвонил и сказал, что, наверное, я все-таки прав.
Когда-то на «Радио Шансон» был конкурс среди музыкантов-любителей, я отослал туда свою песню, и Макаревич с Александром Кутиковым включили ее в двадцатку финалистов, выпустили диск с этими 20 песнями. Я Юре его отослал, и он отреагировал: «Вот поэтому ты защищаешь Макаревича!» — «Юра, не из-за этого! Мы выросли с тобой на его песнях! Пусть у него политические взгляды другие, чем у тебя, но мы-то с тобой в подъезде пели Макаревича, Романова, Антонова. И мы не предадим их ни при каких условиях!»
Прошлым летом Юра планировал отпраздновать 60-летие с размахом. Собирался как раз Ромарио пригласить, кого-то из бардов. Говорил — не знает, сколько времени еще отведено, и хочет юбилей отметить на полную. Но три с половиной месяца не дожил..."
Мама, директор школы, уважала в детях личности. Поэтому он и вырос таким
Отец Розанова, как вы уже знаете, работал на серьезных постах в Генпрокуратуре СССР и РФ. Мама — учителем истории. В первой из двух школ, где учился Юра, Валентина Егоровна также была завучем, во второй, лучшей в Видном школе №1 из красного кирпича — уже директором.
«Это была высокая женщина с красивой фигурой, голубыми глазами и неотразимой улыбкой, — говорит Дестечян. — У нее были понятия уважения и демократии. Волевая и жесткая, она не просто любила детей, а уважала в них личности. Это была не показуха, не маска, а искренняя позиция. Поэтому у них с Альбертом Константиновичем и сын вырос такой. И к тому, что в школе друзья называли его Кабаном, она относилась абсолютно спокойно и не реагировала, когда проходила по коридору и это слышала».
Демократичность воспитания наряду с его природными талантами и легкостью постижения всех наук и искусств привела к элементам бунтарства в розановской натуре. Монолог Льва Дестечяна на эту тему — отдельное, почти художественное произведение.
«Юра — другой. Я больше не знал таких людей, которые уже в школе были настолько глубоки. И настолько непонимаемы. В частности, в связи с тем, что Юра не громко, но открыто конфликтовал с учителями, при этом прекрасно учась. Его отличало от нас то, что он не шел на компромиссы, и если у него формировалось негативное отношение к преподавателю, он его не менял. Он не терпел непрофессионализма и ущербности. И своей блестящей риторикой мог одной фразой посадить преподавателя на задницу.
Однажды он заболел, и я пришел его проведать. Смотрю, Валентина Егоровна взвинченная. Спрашиваю его — что такое? «Да в школе скандал. По поводу меня». Скандал был с учительницей математики, очень сложной по характеру женщиной. Она ему что-то сказала — он ответил, и так несколько раз. После чего она побежала жаловаться его маме-директору.
Помню, тогда сказал ему: «Юр, я тебя, честно, не понимаю. Как можно, обладая такими способностями, как ты, иметь какие-то конфликты с преподавателями?» — «Ты не понимаешь. У меня все поднимается внутри». — «Понимаю. У меня тоже бывают конфликты с учителями. Хотя мне и близко не дано столько, сколько тебе». — «Когда в конфликт вступает человек, который неважно учится и его легко поставить на место, — это одно. А когда они чувствуют, что их превосходят, — болезненно это воспринимают».
Юра мог словесно опустить учителя перед всем классом. Причем без единого оскорбления или грубости, коротко, ясно и так, что ответить нечего. У него все было отточено, он за словом в карман не лез. Причем был очень немногословен. Многие предметы знал лучше учителей, и те не могли ему этого простить. Не только за счет памяти. То, постижению чего люди посвящали годы жизни, он, чуть-чуть поморгав своими длинными ресницами, мог за считанные минуты понять и сформулировать. Ему не надо было ни над чем ломать голову и сидеть ночами.
У него не было понятия — любимый предмет. Ему все давалось легко. И поэтому вообще вся система обучения в школе его на тот момент не устраивала. Это был не Юрин уровень, он был заточен на большее. Литература, математика, что угодно — он считал, что все не так. И главное, спокойно объяснял, что именно надо изменить. Чем пугал и раздражал преподавателей. Валентина Егоровна пыталась что-то с этим сделать, просила замолчать. Он отвечал: «Стараюсь». Но даже молча, одной мимикой, просто глядя в глаза учителю, мог сровнять его с землей.
Были, конечно, и учителя, которых он уважал, например Таисия Георгиевна Котова, преподаватель химии. Она жива, ей за 80. Они всегда интересовались, как друг у друга дела. Но не сомневаюсь: среди учителей были люди, которые его люто ненавидели. Они пытались его деформировать, а он этого не терпел. Чем человек ограниченнее и усерднее, тем больше он ненавидит талант. Потому что понимают эту пропасть. А я Юрой восхищался. И никто из ребят ему не завидовал. Завидовать можно тому, на чьем месте ты способен себя представить. А говорить и делать то, что Юра, — невозможно".
Золотую медаль, для которой у него были все способности, Розанов так и не получил. Даже несмотря на маму — директора школы. Буслаев объясняет, что в Советском Союзе для такой награды нужны были не только знания, но и пятерка по поведению. «А дисциплина у него хромала после того, как с нашей веселой компанией связался...»
Дестечян конкретизирует:
«Юра должен был эту медаль получить. Он ей соответствовал однозначно. Здесь есть определенная несправедливость. Есть люди, которые на медаль пашут. А Юра даже уроки не делал. Ему это было не нужно. У него просто все сказанное укладывалось в голове. Он был не просто талантлив, а гениален. Зная его, уверен, что он сказал о медали: «Да на фиг она мне нужна?»
Так же было и с энергетическим институтом. Он вообще не занимался, ему было неинтересно. Окружающая действительность просто не дотягивала до его уровня. Юра от этого тосковал и начал квасить. В итоге у него не было законченного высшего образования. Он так и сказал: «Мне это на... не нужно». Армия ему не грозила, кажется, из-за гипертонии. Если бы ему надо было, он в любой момент жизни за два месяца все бы окончил и сдал. Но Юра так и остался образованнейшим человеком без диплома".
Некрасов нашел характеристику на самого себя, по дружбе написанную 16-летним Розановым для внутреннего пользования. Там были замечательные фразы вроде: «Страшно любит комплименты и часто на них напрашивается». «Болеет за «Спартак» фанатично и потому никогда не может реально оценивать спортивные события». «Играет в футбол неплохо, но, несомненно, считает себя много более классным игроком, чем есть на самом деле». «Характер вспыльчивый, резкий, но не злой». «Оценивая все достоинства и, несмотря на недостатки, считаю Некрасова Игоря своим лучшим другом. 5/VIII/1977».
Друзьям, как и учителям, с ним было явно непросто. Недаром Дестечян говорит:
«Если ты о чем угодно с Юрой дискутировал, тебе нужно было быть очень подготовленным. Чем дольше ты мог приводить аргументы, тем более высоким был твой рейтинг в его глазах. Он не хотел и не умел ни под кого подстраиваться и поддакивать. В какой-то момент мог сделать вид, что согласен, но натура брала свое. И ему не важно было, друг перед ним или враг. Стать другим было не в его силах. Поэтому он и в работе на дух не переносил халтурщиков и дилетантства».
Долгий путь к комментаторству
Мама не увидела комментаторского триумфа Розанова. Валентины Егоровны не стало в 1994 году, в 58 лет. Она очень переживала не складывавшуюся на тот момент судьбу талантливейшего сына и четырех дней не дожила до его 33-летия. Альберт Константинович пережил ее на восемь лет и умер в 66, успев поглядеть на ребенка в роли кумира страны. Юрий Альбертович в тот момент был за океаном на МЧМ-2003. Страшно переживал, рвался на похороны отца, которые были 31 декабря, — но успеть было невозможно.
Оба умерли от рака.
Самым близким человеком на свете для Юрия стала жена Жанна, с которой они прожили вместе больше 30 лет. Это другая история, и просто приведу слова Дестечяна: «Она — это часть его. Юра звонил Жанне все время. А как он с ней разговаривал, как преображался! Это было неповторимо. Вот он перед тобой сидит, но, когда с ней говорит, такое впечатление, что у него разглаживается лицо. Я такого не видел никогда». О том же в дни прощания говорили и его друзья-комментаторы...
Знаменитого по рассказам самого Розанова эпизода с выпивавшими на Останкинском пруду друзьями, номером «СЭ», в который была завернута рыба, и заметки в этой газете о конкурсе комментаторов никто из моих собеседников не видел. Они поясняют, что Юрий Альбертович находился тогда в кругу московской тусовки, с ВДНХ, куда он переехал с родителями еще в студенческие годы.
Буслаев добавляет:
«Мы очень плотно общались с 12 до 20 лет. После армии встречались несколько раз в Видном. А в 1990-е виделись редко. Мой папа, который был дальнобойщиком, однажды встретил его в районе ВДНХ. Представляешь, говорит, — разгружаюсь, а там Юрка Розанов с друзьями гуляет. У него была другая компания. Где он работал тогда — даже не знаю. Он не рассказывал. Где-то перебивался, выпивал. Ничего страшного, у всех в молодости такой период был. «Дети портвейна», как говорят о молодежи 1970-х. Главное, что потом все встало на свои места».
А Дестечян подводит под образ жизни Розанова в докомментаторские времена целую философскую теорию:
«Если он говорит, что в тот момент на Останкинском пруду не пил, это значит, что уменьшил дозу и не уходил в длительный запой. А действительно он завязал, уже когда стал комментировать. Потому что его жизнь обрела смысл. Нашлось, куда приложить весь свой талант, феноменальную память, знания и умения. Он нашел свое дело.
Толком даже не знаю, где он все эти годы до телевидения работал. И даже он сам об этом не говорил, а рассказывал только о забавных эпизодах. Работа не имела значения, потому что основное было — тусовки, алкоголь и прочее. Юра жил в свое удовольствие, наплевав даже на высшее образование. Пока не стал комментатором. Ему было тоскливо и неинтересно, поэтому он опускался вниз.
Алкоголь был его протестом. Во что бы он ни упирался — его все не устраивало. Начиная с того, что его родители были умными людьми, но коммунистами, а Юра это на дух не переносил. Еще в школе он был другим, я бы сказал — внутренним диссидентом, эскапистом. Никто же тогда не знал, что советская власть падет.
А в спорт он верил. Наверное, в нем тоже есть коррупция, но ее меньше, чем во всем остальном. Там все видно, как оно есть. И если человек на поле — доходяга, то невозможно сказать, что он красавец и герой. В рассказе о спорте Юра нашел себя, в нем ему не надо было себя ломать".
Дестечян после школы окончил медучилище, потом отслужил в армии на Дальнем Востоке и вернулся в Видное. В центре города есть Советская площадь — традиционное место встреч. Там они с Розановым после возвращения Льва из армии и столкнулись.
«Он меня увидел и даже не стал спрашивать, как я, откуда вернулся и прочее. А сразу: «Деньги есть?» — «Юр, я ж из армии — какие деньги? Мелочь одна». — «Давай». И без спасибо и до свидания просто пошел. Покупать. И я про себя подумал: блин, такой талант — и спивается человек, падает на дно».
После этого мы долго не виделись. Когда уже в 1990-е Игорь Некрасов спросил меня, почему не общаемся с Розановым, я рассказал ему историю с Советской площади. Он воскликнул: «Лева, да он теперь совсем другой!»
Некрасов:
«О том, что Юра стал комментатором, я услышал в 1996 году. Включил хоккей и услышал его голос. Обрадовался, конечно, тем более что по детским временам я был готов к этому лучше всех. Как раз вернулся тогда из своей военной командировки по горячим точкам в бывшей Югославии. И Розанов-комментатор стал для меня символом возвращения в мирную жизнь».
Буслаев:
«Когда я узнал про «НТВ-плюс», позвонил ему, расспросил. Он в ответ: «А ты где работаешь?» — «Бизнесом занимаюсь. Торговые точки, студия звукозаписи, общественное питание». — «О, классно. А машина какая?» Рассказал. «А можно денег у тебя занять?» — «Юр, ну я не знаю, не виделись с тобой сто лет». Потом мне сказали, чтобы особо ему не давал, потому что он на ставках играет...»
Но вскоре его жизнь наладилась. Возобновилось и общение с друзьями детства — чаще телефонное, однако бывало, что и живое.
Буслаев открыл в Видном кафе «Лира» — в память об одноименном московском заведении, воспетом «Машиной времени». Когда-то в том здании был райком партии, потом — музыкальная школа, а сейчас — многофункциональный центр.
«В кафе к вам он часто заглядывал?» — спрашиваю бизнесмена. «Пару-тройку раз, — отвечает он. — Помню, он приехал в Видное, гулял с ребятами по городу, они позвонили: «Зайдем?» Посидели, и, если другие активно выпивали, он к спиртному не притрагивался. Но кофе по-турецки поглощал литрами. Моя жена там же работала и делала ему кофейку чашку за чашкой».
Однажды Розанов с Дестечяном, уже взрослые, солидные, состоявшиеся люди, сидели в видновском кафе после того, как Лев привозил популярного комментатора к врачу из-за проблем с ногой. Пили кофе — и вдруг Юрий спросил: «Если я вдруг позвоню тебе с просьбой дать в долг, ты как отреагируешь?»
Врач ответил: «Естественно, дам, что за странный вопрос? Сколько буду в силах — столько и дам, не сомневайся». А далее, по словам Дестечяна, состоялся такой диалог:
— Если я буду трезвый — да, не сомневайся, верну до копейки. Но если ты поймешь, что я выпил, — не давай ни под каким видом!
— А разница-то какая?
— Если меня понесло, я обязательно деньги на спортивный тотализатор поставлю и могу потерять. Верну, конечно, но не сразу, и будет дико неудобно.
— Тогда не пей!
— А я и не пью, эта тема снята. Так, на всякий случай предупреждаю, не хочу добрые отношения под удар ставить.
— Существуют люди, в отношения с которыми их недостатки становятся продолжениями их достоинств. Так что звони в любом состоянии — может, еще и заработаем...
И друзья рассмеялись. «Счастливое время», — вздыхает Дестечян.
Буслаев вспоминает, как участвовал в создании телепрограммы «Все грани мяча» на «Видное ТВ» и Розанов по дружбе приезжал на несколько итоговых передач. Сергей делал ответные визиты. И об одной вещи очень жалеет.
«У меня сохранилась видеозапись, которую делал Игорь Некрасов. Мы пошли на матч «Спартак» — «Динамо», который для Первого канала комментировал Виктор Гусев, для «НТВ-плюс» — Юра. Позвал нас в комментаторскую кабину. Почему-то он боялся ехать на лифте.
Пошли пешком. А это старые «Лужники», комментаторская — очень высоко. Юра — грузный, пыхтел-пыхтел, но добрались. Чуть не опоздал. Заходит, все быстренько настроил и говорит: «Оставайся со мной смотреть футбол». Я испугался, что мое боление за «Динамо» в какой-то момент прорвется, закричу. Пошел к Игорю в ложу прессы. Наверное, зря. Был уникальный случай посмотреть вблизи, как он работает. Как творит то, чем мы все восхищаемся".
Дестечян добавляет:
«Мне, человеку, равнодушному к футболу, обалденно нравились Юрины репортажи. Мне было все равно, что он говорил, главное — как. Построение фраз, ход мысли, словесные обороты. О том, что он стал комментатором, мне рассказал Игорь Некрасов, — и я начал смотреть и слушать.
У меня есть сын от второго брака, который стал детским футбольным тренером. Чтобы мой ребенок пошел в футбол — это нонсенс, оксюморон! Но он нашел в этом себя, и этим живет. Однажды, когда он еще был подростком, прихожу к нему. Он играет в компьютерную игру, и вдруг слышу Юрин голос. Откуда — понять не могу. Сын объясняет, что это такое. «А голос?» — «Это Юрий Розанов озвучивал».
Говорю: «Он мой друг, одноклассник». — «Да ладно, пап, будешь мне тут рассказывать. Это Юрий Розанов. Какой еще одноклассник?» — «Да-да, сынок, конечно». Спорить дальше не стал. В его сознании это не монтировалось.
Была ситуация, когда один мой друг и еще несколько серьезных знакомых, работающих в ФСБ, случайно узнали о нашем с Юрой знакомстве. Я вскользь упомянул о разговоре с ним, они сказали: «Хорош фантазировать». Я объяснил, что Юра — мой близкий друг. Они вылупили на меня глаза: «Ты знаком с Юрием Розановым? Откуда? Ты же никакого отношения к футболу не имеешь!» И попросили устроить нам встречу. Тут я уже напрягся: «Зачем?» — «Хотим побеседовать. О футболе! Спросить, как родилась фраза «Что творит Месси!..»
Дестечян рассказывает, что позвонил Розанову с этим предложением, и он смеялся до упаду. Но на встречу в один из ресторанов в Видном приехал. Ему пытались подливать, но к этому времени Юрий Альбертович уже совсем не употреблял. Зато устроил серьезным собеседникам фантастический бенефис с рассказами о футболе, который те вспоминают до сих пор. «Это был какой-то КВН высшего уровня, конкурс капитанов!» — восторгается его одноклассник.
Приезжал Розанов с семьей к нему и на 50-летие. Дестечян по секундам восстанавливает, как развивался их разговор о Ниагарском водопаде. В таких деталях диалоги помнишь только тогда, когда человек для тебя очень важен...
За три дня до смерти он просил закурить
А потом начался рак. Операция и лечение в Корее; возвращение к работе, репортаж о матче Ирландия — Дания на пару с Константином Геничем, когда Жанна все 90 минут держала мужа за руку; рождение внука, которого Розанов так хотел дождаться...
Дестечян говорит:
«Юра не позволял себя жалеть. Особенно важно было, когда ты звонишь. Утром — ужас. Ближе к вечеру — раскачивался. Однажды, полтора года назад, просто на меня наорал. Сильно, задыхаясь. У меня же понимание какое — человека надо поддержать! Я и говорил, что все будет хорошо. И он сорвался. «Лёв, вот зачем ты это? Я — у-ми-ра-ю. Речь идет только о том, сколько я протяну, насколько меня хватит. Чего ты дурочку валяешь, если все понимаешь? Я что, идиот?!»
Потом я решил: звоню ему каждые две недели. Если не берет трубку — пишу эсэмэску, требую ответа. Он отвечал, иногда пространно. Когда были силы — перезванивал. Жаловался, что все воспалено во рту. Я говорил: «Приезжай, посмотрим зубы». Он отвечал: «Сил нет». У него ведь были еще серьезные проблемы с ногами, ступнями. Плюс он же за рулем не ездил. И всегда была проблема — кто его повезет. Я убеждал: «Привезу, отвезу». — «Я так не могу». Это был Юра. Он не позволял людям оказывать ему никакие услуги.
Я стал звонить каждую неделю. И в какой-то момент прозвучали страшные слова: «Новые очаги. В голове». Поздравлял с рождением внука. Он ответил: «Я дожил». Писал, что старается ходить, гулять, но сил нет. Осенью были такие слова: «Не знаю, как я эту зиму переживу». На мои попытки утешений он уже не ругался, не орал, а спокойно говорил: «Лёв, хорош». Терялись силы, уходила надежда. Смерти он уже не боялся. Но я все-таки верил, что какое-то событие в жизни заставит его воспрянуть..."
Иным привычкам он остался верен до последних дней.
«Курил он, говорят, до последнего, — рассказывает Буслаев. — За три дня до смерти просил супругу дать закурить. Лежал в койке, уже не мог говорить и пальцем показывал — дай сигарету. А в молодости по пачке в день выкуривал, особенно когда играл в карты».
23 февраля Лев Дестечян думал, как поздравить — и поздравить ли — Розанова с Днем защитника Отечества. С одной стороны, в армии он не служил, а сейчас борется с тяжелой онкологией. Как бы не принял за издевку. С другой, если не поздравить, он может подумать: что я, не мужчина, в конце концов?
Поздравил. Розанов ответил. Тогда Лев решился позвонить. Голос у собеседника был другим, непривычным. На вопрос: «Ну как?» он ответил: «Анализы вроде нормальные. Но все. Я устал».
Когда словосочетание «я устал» прозвучало во второй раз, Дестечян понял, что силы бороться у его друга закончились, и в течение месяца его не станет.
Это произошло через неделю.
1 марта Сергей Буслаев отправил ему в мессенджере фотографии Новой улицы в Видном, где прошло их с Розановым детство, а чуть ранее — песню, которую о ней сочинил. Юрий Альбертович очень любил такие снимки, просил присылать. Говорил, что хочет приехать, пройтись по тем местам.
В этот раз ответа не было.
Следующим вечером Розанова не стало.
Назовите стадион в Видном именем Розанова!
Память о таких людях, как Юрий Розанов, должна быть увековечена. Некрасов озвучивает предложение, к которому, считаю, обязательно надо прислушаться:
«Еще прошлым летом, когда узнал, что Розанов на приеме у дантиста (нет, не у Левы) и ему «меняют все зубы», просил его, когда с дикцией станет получше, наговорить приветственную минуту болельщикам ФК «Видное». И чтобы голос Юры включали перед каждым матчем. Он был не против. Но так и не сложилось...
После его ухода написал приятелю, видновскому депутату, что было бы правильно переименовать местный стадион «Металлург» в стадион имени Юрия Розанова. Тем более что Юра реально много раз выходил на этот газон, который тогда был натуральным, а теперь — искусственный. Кстати, из нашего кабинета химии в школе №1, директором которой была Валентина Егоровна, «Металлург» прекрасно виден!
И было бы здорово 12 июня, в день рождения Юры и День России, устроить товарищескую встречу команды «Матч ТВ» и либо местных ветеранов клуба «Металлург», либо пацанов из ФК «Видное». С экскурсией в этот самый кабинет химии. Кстати, и школу можно его именем назвать. А по маршруту «Юры-комментатора», на котором он каждый день копировал Озерова, я сам готов буду всех участников этого матча провести..."
В тот самый день 60-летия Розанова, 12 июня 2021 года, сборная России сыграет в Санкт-Петербурге стартовую встречу Евро — против бельгийцев.
Было бы правильно, если бы она посвятила этот матч ему.
И провела его так, чтобы он, тихо и некрикливо любивший свою страну, где-то там мог ее национальной командой гордиться.
RSS