25 июля 2020, 12:10

«Внук просит: «Расскажи, дед» — а я не могу. Не поймет». Памяти бывшего борца Александра Иваницкого

Сергей Ревенко
редактор интернет отдела
Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте

Сегодня, 25 июля, стало известно о смерти бывшего борца Александра Иваницкого. По данным Telegram-канала 112, его нашли мертвым в Подмосковье. Ему было 82 года.

Александр Иваницкий — советский борец вольного стиля и самбист, чемпион и призер чемпионатов СССР по вольной борьбе, призер чемпионата СССР по самбо, многократный чемпион мира по вольной борьбе, олимпийский чемпион 1964 года, заслуженный мастер спорта СССР.

В мае 2013 года на сайте «Спорт-Экспресс» вышло большое интервью с ним в рубрике «Разговор по пятницам»:

— Блокада до сих пор с вами?

— Это навсегда. Внук просит: «Расскажи, дед» — а я не могу. Не поймет. Как рассказать сегодняшнему человеку, что такое — 125 грамм хлеба на день?

— Как это выглядит?

— Сырой ломтик. Еле режется ножом, в нем и целлюлоза, и овсяные хлопья, и солома. На ноже оставалась мокрая пленочка, мать эту стружку соскабливала другим ножом. Это была наша добавка. В основном питались дурандой да хряпой.

— Что такое дуранда?

— Жмых высшего качества. Хряпа — нижний лист капусты темно-зеленого цвета. Который обычно не берут. А доставала мама так: ночью на окраину, ползком до огородов, разгрести снег, найти эту хряпу. Суп из нее удивительно горький. Хочу и не решаюсь сварить его сейчас. Просто попробовать.

— Вкус детства?

— Вкус беды. Запихивали мы в себя это с трудом. Однажды соседка по коммуналке варила супчик из брюквы и морковки. Оставила в бидоне. Мы с братом обнаружили, руками выловили морковь и съели. Потом долили водой. Соседка вернулась — и ничего не сказала...

— К смерти были хоть раз близки?

— Немцы первым делом долбанули по Бадаевским складам, город остался без продуктов. Тут же начался голод. Люди собирали у складов комки спекшейся земли. Варили в воде, процеживали и получали сладкий сироп. А мама пошла к товарным вагонам, в которых прежде возили муку. Сгребла из уголков зеленую мучную пыль с плесенью и паутиной.

— Что приготовила?

— Оладьи. Мы-то проскочили, а она отравилась. Тем и спаслась. Попала в госпиталь, там все же усиленное питание. Выдавали шоколадочку. Затем ночами дежурила на крыше — щипцами тушила зажигалки. Возвращалась под утро, ставила винтовку в угол и зажигала светильник из гильзы. В городе минус тридцать, воды нет, отопления тоже. Света нет. Догадываетесь, как ходили в туалет?

— На лестничную клетку.

— Да. Лестничные клетки превращались в сталактиты из нечистот. Воду брали в Неве — под бомбежками. Недалеко от нашей квартиры стоял крейсер «Киров». С него сняли орудия, превратили в электростанцию. А немцы стремились его разбить. От одной бомбы на нас, маленьких, стал падать громадный шкаф. Мать успела вскочить — и удержала его руками. А была она в положении.

— Родила?

— На Урале, дочку. Та прожила месяц. Я описал вам кошмар блокады — и в этом кошмаре случилась любовь между отцом и мамой. Какое бешеное желание жить! А спас меня мертвец...

— То есть?

— Ночью по «дороге жизни» переправились через Ладогу, мороз лютый. Хозяйки в хаты не пускают. В нашем грузовике были и полуживые, и трупы. Всю дорогу мне что-то кололо в бок. Выяснилось, патефон. А хозяин его по пути умер. Так за патефон нас пустили в дом, уложили на печь. Не было бы мертвеца — не было бы сейчас и меня. Замерзли бы. Мы уже не говорили, не ходили. Водянка — тронешь пальцем, и на теле ямка.

— Жуть какая.

— Отец пошел добровольцем — не взяли. Бухгалтер нужен в Ленинграде. Позже его хотели отправить в эвакуацию, но отказался лететь без нас. «Умрешь вместе с семьей!» — «Значит, судьба». С товарищем из пяти разбитых грузовиков собрали один. Отец вывозил нас из города. Наткнулись на патруль — а пропуска на выезд нет! Возвращение назад — стопроцентная гибель. Он откинул брезент, часовой увидел детей: «Проезжайте».

— Отец давно умер?

— Двенадцать лет назад. Очень сильный человек. Сегодняшним не объяснишь, что такое — село того времени. Хлопца не выпускали на улицу, пока двухпудовиком не перекрестится. Каждый переплывал Днепр саженками. А это река с тяжелым течением. Чтоб переплыть, надо версты на две делать поправочку. Они ныряли под колесный теплоход и выныривали на другой стороне.

О войне потрясающе рассказывали мои родственники. Дядя Федя с разведчиками врывается в блиндаж. Время идти дальше, а они видят колбасу и кофе. Набрасываются на это — потому что месяц жрали мамалыгу, обдристались все...

В 1945-м вошли в Австрию. В армии хватало мародеров. Один такой загрузил телегу барахла, едут вместе. И тут осколком мародеру срезает голову. А дядя Федя часы с убитых немцев не снимал.

Другой мой дядя успел укрыться в доте, когда фашисты выжигали все огнеметами. Выпустили сержанта, тот добыл немецкую форму. Стали продвигаться небольшим отрядом. Притормозила машина, немецкий водитель присел в кустах. Захватили грузовик. Доехали до линии фронта. В фашистских мундирах. Как переходить к своим?

— Как?

— Матом кричали: «Не стреляйте, мать вашу перетак, свои...» Сержант, который всех спас, исчез. А годы спустя дядя в ГДР зашел в магазинчик. Хозяин спускается — и ему на шею! Оказалось, тот немец, чей грузовик захватили. Он всю войну просидел в лагере и выжил.

Дядю раненым везли на поезде в Ростов. В окно увидел отца и мать, работающих в поле. Кинул записку: «Сообщите таким-то...» Мать приехала в госпиталь с банкой мёда, встретила сына — и банку выронила. Где такое прочитаешь?

Того же дядю бросили с тяжелоранеными в ростовском госпитале, когда немцы входили в город. Автоматчики едут по Ростову и расстреливают всех подряд. Он прокрался к Дону, прыгнул в глиссер и на скорости ушел прямо из-под очередей. Догнал в Цимлянском море теплоход с госпиталем. Там все перепились. Так дядя добился, чтоб госпитальную верхушку арестовали!

— Блокадник всегда будет к немцу относиться скверно?

— Уже работая в бюро спортивных экспертов Евровидения, очутился я в Германии. Возглавлял нашу группу человек, который был летчиком Люфтваффе и бомбил Ленинград. Он постоянно чувствовал себя виноватым передо мной! Взял под опеку. А другой мой немецкий товарищ загремел к нам в плен 17-летним. Сидел на Урале. Ворчал: «Кормили плохо». Отвечаю: «Видел бы ты, что мы ели...» Пленных в Союзе кормили лучше, чем своих.

Полное интервью Александра Иваницкого в «Разговоре по пятницам»

Придумай мем

Новости