Артур Дмитриев: "Японцы болели за всех подряд"

ЕСТЬ ТЕМА. 21 ШАГ ДО СОЧИ. НАГАНО-1998
Наши золотые лыжницы, олимпийский дебют НХЛ и чемпион с марихуаной
Валерий Столяров: "Такой шанс бывает раз в сто лет"

События Нагано вспоминает первый фигурист, выигравший две Олимпиады (1992, 1998) с двумя разными партнершами.

– На тех Играх было очень сложно, – вспоминает 46-летний Дмитриев. – Причем сложным было все, куда ни ткни. Я выступал с новой партнершей, у которой совершенно не было олимпийского опыта. Мы с Оксаной Казаковой катались на тот момент всего три года, и она постоянно меня обо всем спрашивала. Когда мы выиграли в Нагано короткую программу, Оксана совершенно растерялась. Помню, спросила меня: "Что теперь делать?" "Ничего, – отвечаю. – Отдыхай, потом тренировка, потом спокойно катаем произвольную…"

Сам я не то чтобы был уверен в успехе, но предполагал, что все должно быть хорошо. Понимал, что те усилия, которые были вложены в подготовку, уже начали работать на нас.

За нас там очень болели японцы. Впрочем, они за всех болели: так фанатично, как в Японии, фигурное катание не любят, пожалуй, ни в какой другой стране. Тем более что Нагано – это даже не город, а крошечная деревня. Соответственно и условия для олимпийцев были достаточно скромными: маленькие домики в Олимпийской деревне, крошечные комнаты. На предыдущих Играх в Лиллехаммере мне понравилось в плане организации и быта значительно больше.

Помню, мы приехали на соревнования в Нагано где-то за месяц или полтора до Игр. Пошли после выступления искать ресторан, где можно было бы заказать суши. Нашли в итоге, но в этом крошечном ресторане не оказалось даже меню – нам просто принесли листочек с написанными от руки иероглифами. Тогда мы стали пытаться объясниться с официантом жестами, периодически тыкая пальцем в чужие тарелки. В итоге нам принесли что-то настолько странное по внешнему виду, что при всей моей любви к японской кухне я не сумел заставить себя это попробовать.

Ну а на Играх мы оказались в некотором роде в выигрышном положении: спортивные пары соревновались в Нагано первыми, соответственно и освободились раньше всех.

Оставшиеся две недели мы ходили по всевозможным соревнованиям. Смотрели коньки, акробатический фристайл – я тогда увидел его впервые и был совершенно потрясен. Катались на лыжах, на сноуборде. И, естественно, смотрели соревнования фигуристов. Перед мужским прокатом я тогда часа полтора разговаривал с Лешкой Ягудиным. Он сильно простудился и дико нервничал из-за того, что самочувствие мешает выступать. Боролся изо всех сил, бился не на жизнь, а на смерть. Впрочем, мы там все бились...

Еще было очень грустно, несмотря на победу: понимал, что вместе с этими Играми закончилась очень большая часть моей жизни. Это было странным ощущением. Вроде бы все хорошо, просто здорово – и при этом глубокая внутренняя грусть. Оксана уговаривала меня остаться в любительском спорте еще на один олимпийский цикл, но я отдавал себе отчет в том, что уже не вытяну эту нагрузку, что уже хватит.

Казаковой те Игры дались тоже нечеловечески сложно. Ей вообще все три года, что мы катались вместе, было гораздо тяжелее, чем мне: Оксана пришла в группу Москвиной от Натальи Павловой, соответственно, имела другую школу, другой взгляд на тренировки, вообще другое представление о фигурном катании. А тут в тебя на каждом занятии вбивают такое количество информации, что только успевай переваривать. Понятно, что имели место и срывы, и слезы, и истерики, но мы со всем справились.

Было, кстати, довольно удивительно видеть и чувствовать реакцию людей, болевших не за нас с Оксаной, а за Лену Бережную и Антона Сихарулидзе. Они в Нагано откатались не самым лучшим для себя образом, и, когда проиграли нам, болельщики были расстроены до такой степени, что наша победа вроде даже и некстати для них была.

Уже потом я понял, что это нормально. Что люди вправе болеть за того, кто им больше нравится. Но в тот момент был даже как-то обескуражен.

Еще у меня сохранились с тех Игр ножи, которые я купил для коллекции, и японские вышивки-картины, которые нам дарили. Правда, коллекция ножей давно перестала существовать, и два японских ножа я впоследствии подарил друзьям…