Виталий Смирнов: "Князь Монако прислал бутылку коньяка"

ОЛИМПИЗМ

Сегодня исполняется 80 лет "выдающемуся деятелю советского, российского и международного спортивного движения", как пишут в энциклопедиях. Перечислять все его титулы и регалии бесполезно. Скажем только, что Смирнов – член МОК с 44-летним стажем. А еще – почетный президент ОКР. Виталий Георгиевич множество раз давал интервью "СЭ". Но жизнь его – увлекательнейшая книга, а сам он – удивительный рассказчик. Только спрашивай.

ВОЕННОЕ ДЕТСТВО

– Знаю, вы родились в Хабаровске. Детство проходило там же?

– Мои родители, да и вообще вся родня – из Московской губернии. Отец был военным, и его отправили на службу на Дальний Восток. Там я и родился. А когда мне было четыре года, вернулись обратно. Всю Великую Отечественную провел в Подмосковье.

– Что-то о войне помните?

– Всё! Ведь летом 41-го мне было уже шесть с половиной лет. Почти школьник. Отец в июне был в командировке на Украине, и когда немцы напали, оказался в окружении. Было очень тяжело. Как и всем тогда. Ладно мне шесть, а ведь братьям-близнецам только исполнилось по два года…

– Как в вашей жизни появился спорт?

– В 11 лет попал в плавательную секцию Мосгороно, где тренировался у знаменитой Тамары Дробинской. А потом увлекся водным поло. Довелось заниматься у известного специалиста Павла Шубина. Играл до 18 лет.

– Почему не продолжили карьеру?

– Получилось так. Я не смог поступить в институт международных отношений, и пришлось ждать до следующей осени. Меня взяли на работу в новенький бассейн МГУ. Там же тренировался. А спустя год поступил в институт физкультуры, где специализации "водное поло" не было. На втором курсе увлекся боксом.

– После учебы сразу пошли работать?

– Сначала была комсомольская, партийная работа. Видимо, небезуспешная. И уже в 25 лет меня назначили председателем Московского областного комитета физкультуры и спорта.

ВОДНОЕ ПОЛО

– Карьера ваша и впрямь развивалась стремительно. Еще через два года вы стали председателем Федерации водного поло СССР. Как так вышло?

– В то время мы мало распоряжались своими судьбами. Вот мне, так скажем, и "предложили". Интересно, что моими помощниками стали ребята, с которыми я в свое время сам играл. Но уже в следующем году пришла беда.

– Что такое?

– Анонимное письмо. Сборная страны возвращалась из Румынии, на границе ее тщательно проверили. Оказалось, многие везут не то и не в тех количествах. Без лишних слов сборную разогнали. Оставили, если не ошибаюсь, одного тренера и двух-трех спортсменов. А ведь ребята были сильные – до этого на Олимпиаде в Риме взяли серебро. Через год Токио-64, а у нас команды нет.

– Создавали новую с нуля?

– Да, на базе молодой команды МГУ. Тренером пригласили Андрея Кистяковского. На заседании штаба перед отъездом в Токио меня спросили: "В шестерку сможете залезть?"

– А команда выиграла бронзу…

– На фоне общего блеклого выступления сборной СССР те молодые ребята выглядели настоящими героями. Судейство было, мягко говоря, спорным, но это их не останавливало. В то время было жесткое правило: звание "Заслуженный мастер спорта" присваивали только олимпийским чемпионам и двукратным чемпионам мира. Так вот шестеро наших игроков стали заслуженными за бронзу. Беспрецедентный случай!

– Дальше дела пошли еще лучше.

– В Мехико-1968 стали вторыми, проиграв в дополнительное время югославам, а в Мюнхене-1972 выиграли. К этому времени я уже год был членом МОК и сам вручал команде золотые медали. Конфликт интересов. И сразу после Олимпиады я федерацию покинул.

– На ваш взгляд, можно ли российское водное поло поднять на былые высоты?

– Вы что, вновь хотите меня туда отправить? А если серьезно, чтобы ответить на этот вопрос, нужен серьезный анализ.

АЛИ И БРУМЕЛЬ

– Первая Олимпиада, на которой вы побывали…

– В Риме. После этого я в разных качествах был на всех летних Играх, а с 1972-го – и на всех зимних. Но Рим был вообще моей первой заграничной поездкой. Италия произвела фантастическое впечатление! Прекрасно помню, как мы добирались туда на поезде.

А что касается соревнований, то мне безумно хотелось посмотреть на турнир боксеров. Одна беда: билетов не было. Но кто-то подарил мне костюм с надписью "СССР" на олимпийке, и в нем везде пропускали без вопросов. Потом вообще обнаглел, стал садиться в зоны, куда пускали только тренеров. Вблизи видел поединки Кассиуса Клея.

– Мохаммеда Али?

– Это уже потом он сменил имя. А тогда, в свои 18, Клей просто размазал поляка Збигнева Петшиковского в финале. А вот чемпион Мельбурна-56 наш Геннадий Шатков в четвертьфинале Клею пару раз прилично "приварил". Проиграл в равной борьбе. Еще в Риме запомнился победный прыжок в длину 159-сантиметровой Веры Крепкиной.

– С Валерием Брумелем были знакомы?

– Очень хорошо! Если бы не эта страшная история… Через год после олимпийской победы в Токио он пришел сдавать экзамены в институт физкультуры, а обратно его предложила подбросить студентка, которая занималась мотогонками. И на крутом повороте на улице Казакова девушка, будучи профессионалом, пошла в вираж. Она-то привыкла, а у Валеры не выдержали нервы, он выставил ногу, которой и ударился о бордюр… Знаменитый хирург Гавриил Илизаров собирал ему кости ноги по кусочкам, но вернуться на прежний уровень с такой травмой было уже невозможно.

– И все же Брумель сделал потом несколько прыжков за два метра.

– С такими-то повреждениями! Но с психологией проблем у Валеры никогда не было. Железный боец! Он же большую часть своих рекордов устанавливал в третьей попытке. Первыми двумя прыжками "прицеливался", а когда был готов пойти на новый рубеж, обращался к зрителям магическим жестом руки, будто хотел подпитаться от них энергией. Те замирали, а он шел на очередную высоту.

ПРЫЖОК БИМОНА

– В те годы было немало выдающихся спортсменов, но как настоящие звезды сверкали конькобежка Лидия Скобликова и гимнастка Лариса Латынина. Их популярность зашкаливала?

– Это даже представить сложно. Хрущев был в таком восторге от результатов Скобликовой, что своей волей принял ее в партию без кандидатского стажа. Такой же привилегии удостоился только один известный ученый. А Латынина – чудесная женщина. Мы дружили семьями, она великая! Лариса принадлежит к редкой категории людей, которые никогда не ноют.

– Говорят, на одном из чемпионатов мира Латынина выиграла 5 золотых медалей и одну серебряную, находясь в "интересном положении". Об этом до начала соревнований действительно никто не знал?

– Да, чемпионат в 1958 году был в Москве, и Лариса действительно носила Таньку. Можно долго дискутировать, до какого месяца беременности разрешается выступать, но я могу сказать одно: Лариса – очень рациональный и разумный человек. Ради медалей и своего тщеславия реально рисковать жизнью ребенка она не стала бы.

– Хотел спросить: кто кого обманул в Токио-1964: Юрий Власов Леонида Жаботинского или наоборот?

– Эту историю рассказывают по-разному. Одни говорят, что конвенцию нарушил Власов, другие – Жаботинский. Недавно видел в "СЭ" мнение Нины Пономаревой-Ромашковой по этому поводу. Версия, которую слышал я, склоняется в пользу Жаботинского. Но тогда главным было, чтобы сборной СССР достались золото и серебро.

– Видели ли "прыжок в ХХI век" на 8,90 в исполнении Роберта Бимона в Мехико-68?

– Да, повезло. Правда, прыжковая яма была у восточной трибуны, а я сидел на западной. Помню, по трибунам прокатился вздох потрясения… Результат долгое время не объявляли. В судейской бригаде был наш человек. Потом рассказывал, что прыжок Бимона перемеряли несколько раз – никто не мог поверить, что такое возможно.

КОСМОС

– Как получилось, что вы целый месяц путешествовали по Франции с Юрием Гагариным?

– Это было во времена, когда я работал в комсомоле. Вообще жизнь сводила нас с Гагариным неоднократно. Но та поездка во Францию в 1967 году нас особенно сблизила. Потом Юра был у меня в гостях, ходили на охоту.

– Его правда обожал весь мир?

– Юра был невероятно популярен. Французы были от него без ума! Там в южных регионах есть традиция: если маленький ребенок дотронется ручонкой до великого человека, его судьба будет счастливой. Вы бы видели, сколько людей рвалось к Гагарину с детьми на руках! Пуговицы постоянно отрывали. Так Юра возил с собой целую банку запасных, вечерами пришивал. Его обаятельная улыбка творила чудеса.

С Юрой мы нередко говорили вечерами. Он иногда повторял: "Я прекрасно понимаю, что на моем месте легко мог оказаться кто-то другой. Но если ты будешь в Гжатске, спроси любого – все подтвердят, что Гагарин – летчик от бога".

– А с Сергеем Королевым довелось общаться?

– Много раз. Сергея Павловича я знал хорошо. Мы постоянно оказывались рядом на собраниях, а поскольку он любил спорт, находить общий язык нам было легко.

В 1965 году я привез Королеву на работу главу спорткомитета Сергея Павлова. В лифте стоим, вдруг оба начали смеяться. Говорят: "Ты между двумя Сергеями Павловичами, загадывай желание!"

Королев показал нам тогда готовую схему высадки на Луне. А через две недели его не стало… И на Луне так и не высадились.

МОК

– В 1971 году вы стали членом МОК. Помните процедуру выборов?

– Те, кого избирают, при этом не присутствуют. Их приглашают уже после. Мы, кандидаты, сидели в гостинице. Вдруг позвали меня и бывшего африканского футболиста. Мне потом рассказали, что Эвери Брендедж, который в то время возглавлял МОК, объявил: "У нас два необычных новичка. Один – отец 13 детей, а второй – первый русский, говорящий по-английски, которого я знаю". И тут заходим мы. После такого напутствия нас на наши места провожали с улыбками.

– 1972 год в первую очередь запомнился хоккейной суперсерией?

– Мало кто помнит, что она проходила в разгар мюнхенской Олимпиады. После всех трагических событий, которые случились там с израильской командой, я про хоккей не очень-то и помнил. И вот в один из вечеров подходит Павлов и говорит: "Хочешь посмотреть, как наши с профессионалами сыграют? Озеров приглашает".

Шли ночью по Олимпийской деревне, никого вокруг. Рассуждали о том, как бы не проиграть с разгромным счетом. Подошли к олимпийскому пресс-центру, горят два окна – в нашем офисе и в канадском. Нам стульев не хватило, сидели на полу. Возвращались под утро счастливые и вдруг услышали, как неподалеку кто-то из канадцев сказал: "Вот русские теперь даже руки нам не жмут". Оказывается, вместе выходили, но мы от радости ничего вокруг не видели.

– В 1976 году в Инсбруке фигуристы Людмила Пахомова и Александр Горшков выиграли первое золото в истории танцев на льду. Правда ли, что включение этой дисциплины в олимпийскую программу – ваших рук дело?

– Говорить так было бы неправильно. Хотя мой вклад, конечно, есть. В то время я был в комиссии МОК по программе Олимпийских игр. И когда я впервые докладывал о танцах, один австралиец усмехнулся: "А завтра Смирнов нам танцы на паркете начнет предлагать". В общем, непросто было доказать их необходимость. Танцы ведь и по сегодняшний день несколько выпадают из общей колеи – зрители мало понимают, что происходит на льду в плане оценок. Кстати, те первые золотые медали Пахомовой и Горшкову вручал я.

– С художественной гимнастикой тоже вы постарались?

– Ее в МОК вообще не воспринимали. В 1973-м в Варне проходил Олимпийский конгресс. Так мы с болгарами решили устроить показательные выступления. Члены МОК посидели минут 20 – и ушли. И только когда нашими союзниками в этом вопросе стали испанцы, итальянцы, финны, американцы и другие, художественная гимнастика получила олимпийский статус. Это чтобы вы понимали, что один человек не может просто взять и продвинуть какой-то вид в олимпийскую программу.

ДОПИНГ

– Историю с Галиной Кулаковой, у которой в Инсбруке-1976 обнаружили запрещенный эфедрин, наверняка хорошо помните?

– В семь утра меня разбудил бельгийский принц Александр де Мерод, руководивший медицинской комиссией МОК. Объяснил ситуацию. С сначала не поверил: Галя была настолько сильна, что ей ничего такого вообще не требовалось! Позже выяснилось, что у нее случилась беда… Пила успокоительные, простудилась, прыскала в нос лекарство от простуды. Но вообще бог нас миловал, до 2000 года мы не потеряли из-за допинга ни одной медали.

– Хотя могли. Вы ведь даже судились с МОК из-за скандала с бромантаном.

– Да, в 1996 году – после Атланты. Бромантан тогда не входил в список запрещенных препаратов. У кого-то из наших его обнаружили, и в Северной Америке подняли большой шум: хотели лишить нас, если не ошибаюсь, двух серебряных и трех бронзовых медалей. Я обратился к президенту МОК Хуану Антонио Самаранчу. Говорю: "У нас в стране нулевая терпимость по отношению к запрещенным препаратам. Ты мне веришь?" Отвечает: "Верю. Судись с нами". Сначала я вообще не понимал, как это – судиться с МОК… Но пришлось. Мы выиграли дело. Но после этого бромантан внесли в запрещенный список.

– Доводилось слышать версию, что вы с Самаранчем не могли быть близкими друзьями, потому что он голубых кровей. Маркиз!

– Чушь какая! Голубая кровь… Мне вот сегодня князь Монако прислал бутылку коньяка 1935 года на день рождения и приложил записку с пожеланиями. А принцесса Иордании – картину. Ну и о чем вы говорите?

У нас были прекрасные отношения с Самаранчем, мы друзья. Но 15 лет разницы в возрасте – это довольно прилично. К тому же он совсем не пил. Сидеть с ним за столом было мукой. К тому же кто бы ни был рядом – принцы, короли, – в 10 вечера Самаранч вставал и уходил. Делал определенные физические упражнения – и в 11 ложился спать. Сначала к этому относились как к чудачеству, а затем все переросло в уважение. Даже приемы планировали под его график.

– Спасти ситуацию с бойкотами Игр 1980 и 1984 годов не смог бы никто?

– Думаю, нет. Это были исключительно политические игры. Могу сказать одно: если бы американцы в 1980-м не устроили бойкот, наши по этому пути не последовали бы.

Самаранчу, кстати, с СССР приходилось тяжело. Он возглавил МОК в 1980-м. В 1982-м умер Брежнев, через два года – Андропов, спустя год – Черненко. И вплоть до 1991 года никто из наших первых лиц его не принимал. Горбачев вообще считал, что это ниже своего достоинства. Только 25 января 1992 года Самаранч встретился с Борисом Ельциным.

– Ельцин – самый большой фанат тенниса на вашей памяти?

– Он вообще-то волейболист. Только у него не было двух пальцев на левой руке. В ином случае мог бы стать великим спортсменом. По крайней мере в этом меня уверяли его тренеры. Борис Николаевич очень любил теннис, да и спорт вообще. России в этом отношении вообще везет. Считаю, нынешний президент еще больше фанат спорта.

– А правда ли, что в СССР спорт был на невероятном уровне или это сейчас о нем говорят в таких тонах?

– Знаете, в советские времена спорт все время критиковали. Но сейчас ведь действительно хвалят практически все, что прежде было. Не всегда нужно верить. Даже говорить нечего – теперь все шагнуло на несколько порядков вперед. Когда я начинал плавать, на всю Москву было два бассейна. Сейчас совершенно другие возможности. Что касается отношения к спорту и вкладываемых в него средств, то СССР нынешний размах и не снился.

Хотя и сам спорт изменился. Великие спортсмены прошлого попросту не выдержали бы нынешних нагрузок. А с другой стороны, гении, как Лев Яшин, Александр Тихонов, Александр Карелин, Владимир Енгибарян, появляются вне зависимости от времени. Такие люди просто особенные, у них другой уровень. Например, Всеволод Бобров был капитаном олимпийских сборных и по футболу, и по хоккею! Мне рассказывали, что когда он впервые взял ракетку, то с ходу начал замечательно играть в теннис. Может, и сейчас где-то растет такой уникум?