24 ноября 2016, 23:30

Диана Арбенина: "В спорт меня привел Турчинский"

Юрий Голышак
Обозреватель
Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте
Обозреватель "СЭ" встретился на хоккейном матче с известной певицей, лидером рок-группы "Ночные снайперы".

Диана Арбенина пришла на хоккей – и пригласила обозревателя "СЭ" в свою ложу. Матч вышел как на заказ, будто специально для такого гостя выложились: "Динамо" – ЦСКА, восемь шайб, буллиты, драка…

Диана в восторге:

– Ой! Вы видели, как он его? Ха! Им реально дали подраться!

– Жаль, недолго.

– Недолго – но дали! Не сразу разняли. А вот момент был классный, когда он поломал клюшку. Видели, нет? В разные стороны разлетелось!

В буллитной серии очередь доходит до Ничушкина.

– Вот это парень крутой, только из НХЛ вернулся, – склоняется кто-то над ухом Дианы.

Арбенина немедленно достает телефон – и бросок "парня крутого" мимо ворот сохранен на века.

Артем с Мартой, дети Дианы, тоже здесь. Артем, набегавшись, останавливается около мамы. Оттягивает ворот свитера и молча смотрит в глаза, не желает отпускать.

Мама счастлива. Все вокруг – тоже.

ЦЕРКОВЬ В АМСТЕРДАМЕ

– Скажу сразу – на хоккее я впервые. До этого пару раз ходила на футбол. 26 ноября в этом дворце у меня концерт – во многом поэтому я здесь. Хотелось изучить площадку. Ну и хоккей посмотреть, конечно.

– Почувствовать, что за акустика?

– Даже не это – почувствовать атмосферу, которую создают люди. Футбольные и хоккейные матчи – самое показательное единство. Этому единству стоит поучиться тем, кто ходит на концерты. Как тут болеют! Это же просто капец!

– Привели и Артема, и Марту?

– Да.

– Я здесь, – сообщил Артем откуда-то из-под стола.

– Тема здесь ползает. Марта на трибуне. Вот думаю, куда его отдать: либо в водное поло, либо в хоккей. Борются во мне две идеи. Две секции разом ему не потянуть.

– К чему ближе?

– Мне кажется, хоккей… Но он очень любит плавать!

– Уютно вам на хоккее?

– Очень нравится. Здесь вообще приятно. Нет оголтелости нецивилизованной, которой я очень боялась. Это ведь новое сооружение, правильно?

– Совсем новое.

– Вот то, что я вижу, меня очень захватило. Думаю, я на хоккее не в последний раз.

– Что со звуком в этом дворце?

– Мне здесь нравятся басы. Но оценивать невозможно – потому что на хоккее запускают фонограмму, а у нас живой концерт. Мне говорили, что здесь сложная акустика.

– В чем?

– Все разлетается! Это не замкнутое пространство, не сухая коробка, в которой легче отстраивать звук. Но я вам скажу так: могу играть везде. Если уж мы начали с того, что сыграли в самолете…

– Ничего себе.

– Да, 20 лет назад у нас был концерт в самолете. Думаю, получится и здесь. К тому же я давно хотела сыграть на стадионе. Почему нет?

– Про самолет не знал. Слышал про Псков – там вам обещали аудиторию пединститута, но пришлось играть в бистро. В Омске выступали в гей-клубе…

– Гей-клуб?! Что-то я не помню такого. Надо у директора нашего уточнить. Прямо сейчас спросим. Ася, выступали в гей-клубе? Нет? Вот видите – не было такого. А бистро в Пскове помню. Там очень рычал холодильник: "Р-р-р…" Но все это не сравнится с другой площадкой. Была в моей жизни по-настоящему странная. Удивительная.

– Это какая же?

– Самая классная по своей странности – церковь!

– Где?

– В Амстердаме. Это было круто. Очень сложно с точки зрения акустики. Эхо такое гуляло, все уходит в высоту: "Ууу…" Но либеральность мероприятия меня поразила. Все это можно было сделать, не оскорбляя ничьи чувства. Классно!

– Есть зал, о котором мечтаете?

– Очень давно была у меня одна мечта… Еще группы не существовало. Парень мой жил в Москве, а я в Питере. Ездила к нему в гости, постоянно находилась в каких-то поездах, "Сапсан" еще не придумали… Словом, все было по-другому. Самое начало 90-х. Тут в Москву приехал Ник Кейв, выступал на Горбушке. Я его так любила!

– Можно понять.

– Я до сих пор помню этот момент – зеленый свет, он выходит с ослепительно белым полотенцем на плечах. Вот тогда-то подумала: "Я хочу быть рок-звездой…" А самое главное, родилась мечта – сыграть на Горбушке!

– Случилось же?

– Да. Сыграли там двойной концерт лет пятнадцать назад. Больше ни о каких площадках не мечтала.

ТОСКА ПО БОКСУ

– Где вас только не встретишь. Сегодня вот на хоккее в Москве, до этого виделись в Хасавюрте – открывали маленький стадиончик…

– Может быть!

– Вижу, не помните. А там тоже был спорт.

– Не помню. Я вообще начала интересоваться спортом сравнительно недавно. А совсем пристально и конкретно – с 2014 года. У нас была сложена времена, я стала ходить в спортзал и боксировать. Активно это делать!

– Вы – боксировать?

– Ну да. Причем не от случая к случаю. Есть тренер, который со мной профессионально занимается боксом. Мне это очень нравится. Вот представьте – вы увлечены гастрономией, например.

– Представил.

– Если тебе интересно это блюдо – почему не попробовать другое? Может, еще и поэтому я сегодня на хоккее. Вроде бокс и хоккей – разные вещи. Но я полюбила спорт и пробую все.

– Артист должен беречь лицо. Какой бокс, Диана?

– Бокс – это не драка. Не избивание. Я занимаюсь боксом в свое удовольствие. У меня задача не получить по физиономии, а тонус!

– Для тонуса достаточно лупить по мешку.

– Нет, это скучно. В конце каждой тренировки у меня спарринг. Но по лицу еще ни разу не получала.

– Главное открытие, которое подарил вам бокс?

– Что это не тупая мочиловка, а действительно классный вид спорта. Это стратегия, это танец, это реакция… Как двигается профессиональный боксер на ринге – просто загляденье! Какие оттяжки, какие нырки! Вы что! Какие апперкоты!

– Разделяю ваше восхищение.

– Это очень красиво. Вовсе не поломанные носы. Мне постоянно задают вопрос: "Они же тупые, эти боксеры…" Да не тупые они!

– Вы полагаете?

– Вообще не тупые! Понятно, что в конце карьеры иногда случаются такие травмы, которые корежат сознание, но я сейчас говорю о другом. О том боксе, который люблю я. Этот бокс не тупой!

– Знакомые в спортивном мире появились?

– Вообще-то меня в спорт привел покойный Володя Турчинский. А чтоб я сейчас с кем-то сдружилась… Такого нет. Мой тренер Баграт рассказывает, что спортсмены относятся ко мне с большим уважением. Поймите правильно, я не горжусь тем, что занимаюсь боксом. Не выпячиваю это. Мне просто нравится это делать. Я узнала, что такое "тоска по боксу". Ловишь себя на мысли, что очень хочется идти и боксировать. Без этого уже не можешь. Я тренируюсь в любом состоянии и в любой момент.

КОРЕЙСКИЙ МУЛЬТИК

– Турчинский был очаровательный, грустный человек.

– Это так.

– К какому разговору особенно часто возвращаетесь памятью?

– Володя спас меня от сильной тоски, которая приключилась в 2000 году. Тогда мы сделали альбом, а звукозаписывающая компания положила его в стол. Я себя чувствовала Осипом Мандельштамом, который пишет стихи – а их никто не публикует. Артист, который вам скажет: "Мне все равно, публикуют или нет…" – он врет! Если что-то написал – для тебя очень важно, чтоб это услышали люди. Иначе через какое-то время просто писать перестанешь.

– Что за альбом положили в стол?

– "Цунами". Один из самых удачных в нашей дискографии. Компания очень долго зрела, чтоб его выпустить. А пока она зрела – я потихоньку сходила с ума.

– Каждый сходит с ума по-своему.

– Я не понимала, что делать дальше! Понятно же, надо сначала этот выпустить, а потом – еще что-то. В этот самый момент мне предложили озвучить мультик.

– Как интересно.

– Корейский мультик. Я там была вся из себя героиня, размахивала мечом. А одним из партнеров был как раз Турчинский. Так познакомились. Очень друг другу понравились. Вот он меня и привел в спорт. А главное, что от него услышала… Я тогда была салагой. Для меня, кроме рок-н-ролла, не существовало ничего вообще. А у Володи уже была семья, работа, "Каскадеры", поездки… Когда я уезжала, Турчинский подошел ко мне. Я открыла окно – и услышала простые слова: "Запомни! Все, что ты делаешь, ты делаешь для своей семьи. Ты должна все нести в дом". Эта фраза мне реально помогла. Я очень любила Турчинского.

– Ирина у него уже была?

– Конечно. Уже и дом тот построили, в котором время спустя случилось несчастье. Но я-то жила по совершенно другим законам – и подумала: "Такой классный, отрывной парень – и говорит мне настолько простые вещи…" Но в душе отложилось. Все-таки нас делают все люди, с которыми встречаемся в жизни. Может, именно от него я получила силу для тренировок. Но что он первый со мной заговорил о доме и семье – это совершенно точно.

– В каком-то интервью обмолвились – папа ваш работал врачом в гимнастической сборной у Ирины Винер…

– Да, так и было. Мой отец был доктором в женской сборной по художественной гимнастике. Но это такая тема… Мы люди простые – говорим прямо!

– Так скажите.

– Отец всегда шел поперек тренера – ему по долгу службы надо беречь людей. Все-таки врач. Ему категорически не нравилось, как их ломали, как из них выбивали победы… Работа на выживание, по 2 – 3 тренировки в день. Это, конечно, кошмар. Это очень жестокая жизнь, существуют они совсем не по законам обычных 17-летних девчонок.

– Долго он как врач продержался в этой среде?

– До-о-лго! Ездил с ними на Олимпиады. Отец очень хороший врач. По большому счету никаких правил менять не собирался. Просто высказывал свое мнение. Что-то смягчал. От доктора там ничего не зависит – есть тренер, он батька. Любая девочка ведь могла уйти. Но все оставались!

– Это ведь папа вам в детстве показал три аккорда из Окуджавы?

– Да. Сказав: "А дальше – сама…"

"МАМ, НЕ БОЙСЯ. Я НЕ КУРЮ…"

– Бокс на своих детей не примеряли?

– Вот про Тему думаю. Это было бы хорошо. Пожалуй, бокс есть в этом списке – хоккей, водное поло или бокс. Но мне кажется, бокс для него сейчас – жестковато. Зато вода – это так классно! У Темы очень много энергии, а вода расслабляет. Выносит все это… Вот посмотрите – он постоянно что-то делает. Пришел в первый раз на хоккей, уже через минуту стал болеть. Гляжу – уже какие-то речовки подхватывает…

– Удивляют постоянно?

– Не то слово!

– Чем особенно сразили за последнее время?

– Да был момент! Почему-то девяносто процентов россиян интересовались выборами в Америке. Но я никак не ожидала, что это моих детей зацепит. Вот как-то стою на кухне, мою посуду. Они сидят, едят кашу. Время – полвосьмого утра. Тут Марта поднимает голову и произносит: "Кстати, Тема…" Уже здорово!

– Бесподобно. А дальше?

– "Ты за кого будешь голосовать – за Хиллари или Трампа?"

– Что Тема?

– Тот все-таки помладше мозгами, в этом возрасте пацаны не поспевают за девочками. Тема смотрит на нее внимательно, задумался. А Марта: "Ладно, можешь не отвечать. Я за Хиллари!" Тема молчал-молчал, потом: "Ну и я тогда за Хиллари". Марта ко мне поворачивается: "Мама, а ты будешь за кого голосовать?" – "Да ни за кого, нет у меня права голоса…"

Дети удивляют своей отзывчивостью. Я наблюдаю за их сверстниками – но я такого не вижу. Может, дома они тоже такие? Но моих если попросить что-то сделать – они бегут и помогают. Это я в них развиваю.

– Тему взяли на концерт в Казани. Тем же вечером он принялся петь ваши песни.

– Точно!

– Сейчас поет?

– У Артема с Мартой любимый альбом сейчас – "Выживут только влюбленные". Могут непонятно чем заниматься, она рисует, он бегает… И вдруг, пробегая, выдать: "А я люблю наотмашь!" Интересные же вещи у него в голове крутятся?

– Это точно.

– У Марты любимая песня – "Амели в аду". А у Темы – "Государство". Обе – жесткие. Мой барабанщик, услышав, под какие песни дети засыпают, усмехнулся: "Неплохие колыбельные!"

– На родительских собраниях интересное слышали?

– Я слышала, что они примерные, классные ученики, которые очень легко все схватывают и прекрасно себя ведут. То, что говорят такое про Марту, меня не удивляет. А вот Артем… У него было очень плохое поведение в саду. Кажется, единственная мама, которую регулярно вызывали в сад, была я. Не собираюсь его выгораживать, но часто думаю – мы пытаемся своих детей запихнуть в какие-то рамки. Если перед ним большое пространство и хочется бегать – пусть бегает!

– Это трезво.

– Как-то в ящичке собираю его вещи и вдруг вижу в дальнем углу окурок! Вы представляете? Обомлела: "Ооо! А это что?!" Воспитательница рядом: "Это он, наверное, в парке подобрал". Тут поворачивается сам Тема: "Мам, не бойся. Я не курю". Ему 4 года было!

ПЕСНИ НА САЛФЕТКАХ

– Когда вашей мишенью был мотоцикл. Случился он в вашей жизни?

– Да, у меня "Харлей".

– Первые впечатления – когда сели?

– Мощь, невероятная мощь! Я его пока боюсь. Надо пообщаться с инструктором, чтоб все-таки его оседлать. Я бы не хотела погибнуть на дороге.

– Так и стоит "Харлей" толком неопробованный?

– Чуть-чуть поездила. Надеюсь на предстоящий сезон, весна-лето…

– Папа ваш всю жизнь мечтал на мотоцикле доехать из Магадана в Рязань, но так и не сбылось. У вас есть мечта, которую выполнить было по силам, но до сих пор почему-то не выполнилось?

– Я бы махнула в кругосветное года на два!

– Вот это мечта так мечта.

– Но я себе не представляю, как брошу коллектив. Ему через два года как раз исполняется 25 – и тут я, представляете, взяла и свалила! Разве так можно? Я не могу себе позволить уйти с работы хоть на какое-то время. Правда, сейчас будет пауза. Вот отыграем в Москве, Питере, Израиле…

– Большая пауза?

– Год.

– Ого.

– Этот год не будет крупных концертов вообще. Начнем готовиться к четвертному, к 25-летию. Пока не представляю, как это – год не играть.

– Допустим, человек не знает ничего вообще о "Ночных Снайперах". Три песни, которые стоит послушать, чтоб все о вас понять?

– Из пятисот выбрать три? Я не могу так, правда… Огорчу другие песни. Они на меня обидятся – и забудутся.

– Они живые?

– Конечно, живые. Они – дети! Если ты плохо к ним относишься – просто не поются. Могу назвать три песни, от которых я не устала: "Тридцать первая весна", "Ты дарила мне розы" и "Морячок". Вот должна была устать, а не устала ни на секунду.

– Самые интересные обстоятельства, при которых приходила песня?

– Я их пишу везде. Мне совсем не нужны какие-то "условия". Главное, чтобы была ручка и лист. Если нет листа – годится салфетка.

– Много песен вышло с салфеток?

– Очень часто писала на салфетках! Вот "Тридцать первая весна" так и родилась – на салфетке в каком-то кафе. Рядом были два друга, которые пили водку. А я сидела и писала песню. Такое часто бывает: вокруг компания, все чем-то занимаются, выпивают… Я сижу и пишу. Голову поднимаю и вижу – все пьяные. А я опять отстала от поезда…

– Зато у вас все готово?

– Вот! Очень много песен появилось в самолетах. Вообще на ходу. Бывает, я их не записываю. Если это было что-то стоящее – оно еще раз придет. Если в голове мелькнула строка и никакой возможности записать, я сильно не переживаю по этому поводу. Жду, когда она вернется.

– Всегда возвращается? Или обманывает?

– Если не вернулась – зачем она нужна? Пусть гуляет!

ЧЕРВОНЦЫ ИЗ ВЫБОРГА

– Вы когда-то мечтали попасть в музей Маяковского. Удалось?

– Нет.

– Почему?

– Вот не дошла. Я попала в ту же ситуацию, что и все москвичи. Если ты живешь в этом городе, у тебя есть семья и работа, машина постоянно стоит в пробках – очень сложно выкроить время на что-либо. С другой стороны, подрастают дети. Недавно выхожу из клуба, где занимаюсь спортом, иду мимо Зоологического музея на Большой Никитской. Думаю – обязательно надо их сюда сводить!

– Последний музей в вашей жизни?

– В России?

– Где угодно.

– Кстати, это история! "Пионерские чтения" проходили в музее современного искусства. Я тогда еще подумала – хорошо бы сюда вернуться. В тот день только читала, а хотелось бы еще посмотреть.

– Вы столько ездите, столько видите. За последний год – место, которое вызвало особенно много эмоций? Показало, что совсем не разучились удивляться?

– У меня все поездки сейчас связаны исключительно с концертами. Я много путешествовала до 2009-го. Трудно найти место, где бы я не побывала. А потом родились дети, и все закончилось.

– Сейчас легче не стало?

– Сегодня вообще со свободой покончено – они пошли в школу! Сейчас понимаю: еще недавно какая-то свобода была, из садика можно в любой момент их забрать. Ничего не случится. Теперь-то все иначе. Выдергивать из школы очень сложно. Поэтому могу только рассказывать, куда бы я поехала.

– Так куда?

– Куда-нибудь на Восток. Туда, где никто не торопится. А еще в Перу. Вот там не была.

– Однажды поклонники подарили Шевчуку гитару Gibson 1957 года за 50 тысяч долларов. А вас каким подарком особенно удивили?

– Мне дарили гитары за такие же деньги, если не дороже. Но я не хочу об этом говорить.

– Почему?

– А зачем? Ну мы же не хвастаемся, правда?

– Такой подарок – признак любви.

– А вот мне кажется, признак любви – это когда человек приходит на концерт и не диктует артисту, что ему делать, что он должен петь. Почему-то фанатам часто становится очевиднее, что тебе надо исполнять. Говорят: "Не то, не то, не то…" А ты думаешь – какого черта "не то"?! Это моя жизнь, мое творчество! Поэтому давайте говорить о других подарках. Мне как-то вручили сенбернара. Вот это был подарок! Но все равно, самый классный подарок – это приход на концерт и цветы. Когда-то мы давали один из первых своих концертов, было это в Выборге. Билет стоил червонец. Я до сих пор помню, как смотрела вечером на кипу мятых десяток – и представляла каждого человека, который пришел. Вот это во мне до сих пор живо. После каждого концерта – те же самые "десятки". Люди пашут с утра до ночи, а потом им не жалко взять и заплатить за билет. Я это очень ценю.

– У сенбернара была долгая и счастливая жизнь?

– Прожил 12 лет. И жил он хорошо.

– К слову, о гитарах. У Высоцкого была совершенно уникальная гитара мастера Шуликовского, которую даже настраивать никому не позволял. Только сам. Лучшая гитара, которую видели у музыканта?

– Каждому свое…

– Куда отправляются протертые?

– Пока стоят дома. Меня просят их продать, но пока держусь. Всему свое время. У меня же дети – им нужно оставить наследство…

– В 2014-м вы пережили какой-то ад, вам отменяли концерты…

– 70!

– Ничего себе.

– Нет, ошибаюсь. 70 мы дали и 35 сорвалось.

– Любая острая ситуация чему-то учит. Чему вас научил тот год?

– Оставаться собой. Ни в коем случае не прятаться, не бояться и не идти на поводу у людей, которые хотят тебя просто… Уничтожить ни за что.

– Что-то в вас после того года изменилось навсегда?

– Вот как раз я поняла, что главное – это семья. А еще трезвая и здоровая голова. Надо оставаться добрым даже в ситуации, когда тебя пытаются загнать под каток.

– До того года вы говорили, что депрессий у вас не бывает. Готовы повторить?

– Конечно! У меня не было депрессии. Вы что? Я стала заниматься спортом, ходить в театр, в кино. Наконец, занялась детьми больше, чем занималась до этого. Я классно использовала время. Все в порядке.

"ПИТЬ НЕ НАДО. ЭТО КАЧЕЛИ"

– Когда-то у вас был дуэт с Певцовым. Есть человек, о дуэте с которым вы мечтаете?

– С кем бы спела? (Пауза.) Не знаю. Я бы познакомилась с Бобом Диланом. Была на его концерте в Риме. Когда ему присудили Нобелевскую – я поняла, что справедливость существует! А с кем спела бы – не представляю. Мне сейчас комфортно в самой себе. Впрочем, мне всегда комфортно. Дуэты не мешают. У меня случился отличный дуэт с Юрием Башметом. Я не жалею, что это было.

– Действительно, отличный.

– Он дирижировал оркестром, я – пела. Я считаю, это тоже дуэт. Мне и до этого предлагали выступить с оркестром. Было модно, все играли с симфоническим оркестром. А мне казалось, это очень скучно. Ну, ей-богу, скучно… Как может рокеру нравиться играть с симфоническим оркестром? Вот как?

– Только если попробовать.

– Ну попробовать… Я попробовала с группой "Би-2", они зазывали меня в свои концерты на три-четыре песни. Но вот просто так стоять и петь? Для этого должен быть человек, который меня сильно заинтересует!

– Каким образом?

– Он должен быть рок-н-ролльным. Это не только стиль музыки, это стиль жизни! Вы можете быть рок-н-ролльным человеком – и неважно, что вы журналист. Есть такие люди, это состояние духа. Как спортсмен – это не только человек, который лупит грушу профессионально, а тот, кто просто любит спорт.

– Башмет – рок-н-ролльщик?

– Это такой рок-н-ролльный мужик! Просто поразительно!

– В какой момент вы это поняли?

– Я за ним наблюдала. Мы не были знакомы, но я прекрасно знала, что у него внутри. Когда мне говорили: "Ну давай уже, давай, давай…", я в полушутку, чтоб от меня отстали, ответила: "Если будет оркестр – только с Башметом". Люди даже не удивились: "С Башметом? Хорошо!" Кинулись искать выходы на Башмета.

– Его реакция?

– Я скромная. Все время кажется, что меня никто не знает. А он – оказывается! – меня знал и с большим уважением относился. Как-то мы встретились на корабле, тот, что на набережной стоит. Знаете такой?

– Кораблик на вечном приколе, ресторан?

– Да, наверное. Я пела "Лети, моя душа", Башмет проходил мимо. Взглянул на меня: "То, что вы делаете, это ведь гениально!" И пошел дальше. Вот так мы первый раз мимо друг друга прошли.

– Это правда, что перед концертом надо выпить чуть-чуть коньяка – для согрева связок?

– Фигня! Не надо ничего пить перед концертом. Не надо! Если вы хотите разогреться, закажите в техническом райдере беговую дорожку. Ходите 30 минут. Вот вам и связки, и тонус, и все-все-все. Не надо пить, вообще пить не надо. Это же качели.

– Все понятно.

– Й-й-яу! Тебя подняло, потом опустило. Нужно догнаться – ты еще раз накатываешь. А потом стоишь пьяный на сцене. Кому это надо?

БУЛЬТЕРЬЕР В СУМКЕ

– То ли покойный Зельдин, то ли Боярский мне рассказывал – на сцену к артисту регулярно выходят сумасшедшие. Особый дар – аккуратно выпроводить не обижая. К вам тоже выходили?

– У меня был ужасный случай! Играем в Лужниках, презентация то ли "Бонни и Клайд", то ли "SMS". Большой был концерт. Еще и какая-то дата особенная. Стою, пою с закрытыми глазами.

– Что именно?

– "Потанцуй со мной". Сцена большая, все по точкам. Открываю глаза оттого, что понимаю – рядом изменился воздух! Не запах, а сам воздух. Понимаю – что-то произошло.

– Что увидели?

– Поворачиваю голову – в сантиметре от меня стоит женщина в черном пальто до пят, в черной шапке. Такая вся черная, руки в карманах. Капец, думаю. Террористка! Как ее пропустили кордоны – непонятно. Она прошла через всех секьюрити. Поднялась на сцену, встала рядом со мной, они это наблюдали.

– Что-то сказала?

– Тут же падает в обморок! Нормально? Немая сцена, секьюрити наконец выбегают, ее выносят… Вот это был кошмар. Я реально испугалась!

– Неужели настолько?

– Был случай, когда во время песни случился припадок эпилепсии у женщины. Я, помню, сиганула в зал. Кричу своему технику: "Гриня, давай ложку!" Тот примчался с ложкой, вместе приводили ее в чувство. Потом я звонила, узнавала, как ее здоровье…

Был случай, когда я в очередной раз прыгнула в толпу. Это было в Питере.

– Там-то что случилось? Толпа расступилась?

– Каким-то образом не стало моих кроссовок. Запасных не было. До гостиницы пришлось идти пешком – хорошо, летом все происходило. Еще был случай – уже после того, как на день рождения в Москве мне подарили сенбернара, играем концерт в Питере. Это тоже к вопросу о безумных.

– Тоже кто-то вышел?

– Пою. Вдруг выходят на сцену две девахи. Как прошмыгнули мимо секьюрити – тоже непонятно. Там стоял огромный шкаф Рома, как можно было его обойти – не объяснить. Такой нависающий человек. Вручают мне сумку и сразу сваливают. Я почему-то ее машинально беру. Тут сумка начинает шевелиться.

– О, Господи.

– Потом из нее потекло – там был щенок, который от этого ужаса, гвалта, шума и летней жары, конечно же, описался. Я распахнула сумку – зверь, маленький бультерьер! Вот вы представляете – чтоб дома жили бультерьер и сенбернар?

– С трудом.

– Я в шоке: "Ну каким местом вы думаете, ребята?" Хорошо, рядом были друзья, взяли эту собаку и таким образом меня спасли. Она жива и здорова, с ней все в порядке. Назвали Арчи. Таким случаям нет конца.

– Вы недавно проводили серию встреч со студентами по всей стране.

– И буду проводить дальше.

– Миллион лиц, тысячи вопросов. Какой-то остался в памяти?

– Мне задают несколько одинаковых вопросов. Такой, например – "возможно ли пробиться без продюсера, денег и постели?" А это как раз мой случай. Без продюсера, без денег и без постели. Так приятно отвечать этим 17-летним: "Ребята, это все мифы о продюсерах! Не надо ничего этого. Если вы действительно не можете не петь, посылайте на фиг все остальное. Потому что вас просто перемелют. Не доверяйте!" Сегодня ты, а завтра – другой. Этим продюсерам нужно кидать дрова в топку, а вместо дров у них люди. Мне приятно отвечать на этот вопрос – потому что 23 года существую совершенно самостоятельно. Мне никто никогда не помогал, в меня не вложили ни копейки. Это классно!

– Вообще никто и никогда?

– Ни разу. Была звукозаписывающая компания, с которой мы заключили контракт на альбом. Они дали нам, условно говоря, пять тысяч долларов. Ты все это обязан вернуть своими пластинками. Поскольку я ни черта не соображала, мой бывший директор тоже, подмахнули контракт – авторские права на альбом принадлежат этой компании на 50 лет после моей смерти.

– Вы же судились?

– Да, у меня классный юрист. Отвоевали права обратно.

– Был хоть один вопрос из зала, хоть одна записка, которая вам очень не понравилась?

– Эти встречи со студентами всегда совмещены с концертами. Сначала такая встреча, потом на радио, телевизор… Вечером – концерт. Когда такое повторяется каждый день – можете себе представить, как устаешь. Вот однажды приезжаем в Омск, и я понимаю – сил нет никаких. Ни встречаться, ни прощаться, ни на что. Может, только отыграть концерт. Но мне необходимо отправляться к студентам. Мы долго едем, вокруг грязь, слякоть, март… Перед аудиторией чувствую – меня шатает.

– Как быть?

– Я захожу – и с порога накрывает такая волна любви от этих людей, такая инъекция бодрости! О-па – и появились силы на все! А плохого мне никогда никто не говорил. Настолько ждут и любят, что мне даже неловко и от этого ожидания, и от этой любви. Были острые вопросы. Для студентов они кажутся острыми. Неуважения не было никогда.

– Самый адский график, в котором вы существовали? По три концерта в день бывало?

– У меня было двенадцать концертов подряд, каждый день. Это тяжело. Нужно хотя бы между седьмым и восьмым устраивать, как мы говорим, "день артиста".

– Что ж не устроили?

– Я отдыхала, была в отпуске. Мой менеджер спрашивает: "А не сыграть ли без выходных? Что думаешь?" Я обрадовалась: "Классно, классно!" Конечно, классно, если я отдыхаю в этот момент. Когда все началось – тут-то мы и взвыли. Бывало у нас и по три концерта в день. Но редко.

– Был древний документальный фильм про клоуна Енгибарова. Тот возвращается в гримерку после третьего за день представления – и не может сам прикурить, руки дрожат. У вас – что за ощущения?

– Я помню Тель-Авив. Два концерта подряд, с интервалом в полтора часа. Было очень жарко. Отыграла первый, у меня оставалось полтора часа, чтоб прийти в себя. Легла на лавку, мне хотелось пить – но не могла проглотить воду. Пыталось – и не получалось! Ушел глотательный рефлекс! Стало страшно.

180 ПО НОЧНОЙ МОСКВЕ

– Когда-то вы любили гонять на машине по ночной Москве, Питеру…

– Вот недавно попала. Еду по ночной Москве – а на мосту то ли пять, то ли шесть патрульных машин. Мужички стоят, покуривают. Никого же нет, глухая ночь. И тут я со свистом – мимо них!

– Остановили?

– Спрашиваете! Подходят: "Девушка, здесь с какой скоростью можно ехать?" Я предполагаю: "Восемьдесят". Уже неправильно – можно было шестьдесят. Они смотрят на меня: "Восемьдесят? А вы ехали со скоростью сто восемьдесят". – "Да? Не может быть!"

– 180?!

– Может, и двести. Около этого. Хорошо, я умничать не начала. Слово за слово, как-то меня отпустили. Прав не отобрали. Хотя могли.

– А я спрошу напоследок, как Башмет: понимаете, что то, что вы делаете – это гениально?

– Нет. Я просто играю, и все.

– Самой себе такое не говорили, судя по всему.

– Мне это говорят, не скрою, часто. Но мне все время кажется – люди, наверное, чего-то не понимают.

– Кроме отзыва Башмета – чей отзыв запомнился особенно? От кого совсем не ждали?

– От мамы. Она руки не подала, когда я уезжала из Магадана, а тут… Наверное, я что-то делаю правильно, если меня вдруг принимает мама. Это очень круто.

– Когда вы это поняли – что принимает?

– Вот как-то не сразу. Она увидела меня по телевизору, мы стали созваниваться, сказала она теплые слова достаточно недавно… А, когда я родила детей!

– Рассказывала, как увидела вас первый раз по телевизору?

– Чтобы она еще это сказала! Чтобы она еще признала свои ошибки! Хо-хо! Ну увидела и увидела. Просто стала звонить мне. Знаете, когда родители не звонят – это достаточно тяжело. А ты понимаешь, что обратного пути нет.

– Долго не звонила?

– В первый год мне было очень тяжело. Еще и потому, что совсем не было денег. Все, что зарабатывалось, тут же – фьють! – улетало. Но мы были счастливы. Да и время было отличное. Тяжело – не значит плохо.

– До тех десяток в Выборге было еще далеко?

– Конечно, вы что! Десятки, ха! Когда смотрели на этот ворох, было ощущение, что "Уэмбли" собрали…

Придумай мем

Новости