Газета Спорт-Экспресс № 119 (3206) от 3 июня 2003 года, интернет-версия - Полоса 16, Материал 1

Мечта побеседовать с 10-м чемпионом мира Борисом Спасским овладела мною давно. Но осуществилась лишь во время первого в истории турнира по "дистанционным шахматам" в честь 300-летия Санкт-Петербурга, о котором "СЭ" подробно рассказывал. Поначалу, как признались мне супруги Владимир и Лада Баженовы, главные организаторы уникального соревнования, почетный гость матча капитан команды Санкт-Петербурга и комментатор (блестящий, к слову) Борис Васильевич Спасский наотрез отказался давать интервью кому бы то ни было. Но узнав, что корреспондент "СЭ" специально приехал в Питер, чтобы встретиться с ним, смягчился и позволил себя уговорить.

Борис СПАССКИЙ

В ШАХМАТАХ, КАК В ЖИЗНИ, МНОГО СТРАННОГО

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

Лет десять тому назад на острове Свети-Стефан, где игрался матч-реванш XX столетия Фишер - Спасский, я уже предпринимал аналогичную попытку. Но тогда Спасский сказал примерно следующее: "Я не даю интервью советским журналистам. Мне не нравится, когда меня переиначивают".

И вот теперь я ищу адрес по карте, указанный мне по телефону Спасским: неподалеку от Гавани, на южной оконечности Васильевского острова, есть квартира, где живет дочь Бориса Васильевича, Татьяна.

Наша беседа началась очень поздно. Однако Спасский был в добром расположении духа. Где-то за полночь за ним пришла машина, и он начал собираться в гостиницу на Черной речке, в которой остановились также Карпов и Корчной. Пошутил: "Еду на Черную речку. Дуэлянты - Корчной и Карпов. Секундант - Спасский".

Нельзя объять необъятное. Тем более за довольно короткое время, которое было в моем распоряжении. Но то, о чем особенно мне хотелось узнать, я узнал. И спешу поделиться с читателем.

КОРНИ

Дед Спасского был православным священником. Голос Бориса Васильевича взволнованно звенит, когда он говорит о своих корнях:

- Дед всегда был для меня примером. Его звали Владимир Александрович Спасский. Он был священником в городе Тиме Курской губернии. Был бедным человеком, потому что все раздавал нуждающимся, порой даже последние деньги. У него было 14 детей. Дед пользовался беспримерным авторитетом у себя в губернии. Его выбрали в Государственную думу 4-го созыва. Государь подарил ему золотой крест. Этот крест (в мистическом смысле слова) дед нес до самой своей смерти. Один из его сыновей, мой дядя, который скончался не так давно здесь, в Санкт-Петербурге, вспоминал, как во время гражданской войны город Тим взяла конница Буденного. Деда повели расстреливать. Он облачился. Его заставили копать самому себе могилу. В это время к Буденному пришли прихожане деда и сказали: "Батюшка Буденный! Отец Владимир - наш родной отец. Спаси его!" И, к чести Буденного надо сказать, он спас деда. А когда в Тим пришла русская освободительная армия и повели расстреливать большевиков, картина повторилась в зеркальном отражении. "Батюшка Владимир! - говорили деду его прихожане. - Спаси их, заблудших! Не ведают, что творят". И отец Владимир пошел их спасать: "Я беру этих людей на поруки, - сказал он офицеру. - Обязуюсь, что они не принесут вреда ни России, ни государю, ни русскому народу". И офицер (думаю, с удовольствием, так как делал богоугодное дело) отпустил приговоренных к расстрелу. Судьба деда трагична. Его жена и несколько детей полегли от холеры, которая свирепствовала в 1920 году. Один его сын был в белом движении, другой - в красном. Город Тим переходил из рук в руки, в него врывались то красные, то белые. Один из его сыновей, мой отец, приложил руку к созданию стали для танка Т-34, еще один имел четыре ромба (генеральский чин), был очень большим специалистом в области связи. И оба вынуждены были скрывать, что их родной отец - священник...

Во время войны с Германией дед отказался сотрудничать с немцами, его погнали на работы, копать ему в 73 года было тяжело, его ударил прикладом в спину немецкий солдат, после чего дед слег и вскоре умер.

Матушка тоже была глубоко верующим человеком, она состояла в переписке с моим дедом, отцом мужа. Мама растила одна троих детей. Как ей удалось в войну вытащить нас троих, одному Богу известно... Она прожила большую жизнь. Умерла в 90 лет. В 1980 году, когда я уезжал, мама попросила меня открыть платяной шкаф. "Что ты видишь, сына?" - Она называла меня старомодно - сына. Я перечислил: платье, ночная рубашка, кофточка, туфли. "Сына, вот это все мое богатство. И мне больше ничего не нужно". Поклонилась мне в ноги: "Спаси тебя Господь!"

Когда я вспоминаю маму, ее подвиг, то понимаю, что русский народ, на долю которого в XX веке выпали страшные испытания и несчастья, выжил благодаря женщине. Он вообще держится на женщине.

ИГРУШЕЧНЫЙ МИР

О шахматах Спасский говорит, что это "игрушечный мир", или "игрушечное королевство". Называет их даже "деревянным миром". Комментируя то или иное положение на доске, замечает: "Имеющий преимущество обязан атаковать, если он будет топтаться на месте, преимущество перейдет к сопернику. Так ведь и в жизни, не правда ли?"

У "игрушечного мира", в котором бушуют неигрушечные страсти, по мнению Спасского, есть одна отличительная особенность:

- Вы теряете армию, но ваш последний солдат может заматовать вражеского короля. Пусть этого никогда не бывает, но сама идея существует. И она одухотворяет игру...

Впервые Спасский окунулся в свой "игрушечный мир" в 1946 году. Тогда он ему казался волшебным, сказочным...

- Я немного был знаком с правилами шахмат. В детском доме, полуголодный и озябший, расставлял по ночам на доске белые пешки и уничтожал их методично своей черной ладьей. Детская забава. А летом 46-го со мною случилось маленькое чудо. Случайно набрел на застекленную веранду шахматного павильона в парке на Кировских островах. За стеклом, насквозь пронизанным солнцем, никого не было. Лишь шахматные столики, на которых застыли друг против друга белые и черные армии... Это был сказочный мир, в который я вошел с трепетом, почти священным. Правда, вскоре этот мир показал свое настоящее лицо. Но это уже другое... А тогда я влюбился в этот мир! Все остальное словно перестало для меня существовать. Полубеспризорный мальчишка, я пропадал в этом волшебном царстве с 10 утра до 11 вечера, а то и дольше. Ни до, ни после столь сильной страсти мне уже не доводилось испытать.

Домой добирался затемно. Трамваи переполнены. Уцепиться хоть за подножку - большое счастье. Устраивался на "колбасе". Довольно рискованное предприятие. Однажды моим соседом по "колбасе" оказался какой-то пьяный. Он балансировал над рельсами, подтверждая известную истину, что пьяному море по колено, и при этом нещадно теснил меня. Это была самая настоящая борьба за жизнь. К счастью, вскоре мой попутчик "колбасу" покинул...

ПЕДАГОГИКА БЕЛОГО ХЛЕБА

Во время матча Санкт-Петербург - Париж по "дистанционным шахматам" Спасский очень остроумно комментировал происходящее на доске. И часто вспоминал изречения одного из своих тренеров - Александра Казимировича Толуша. "Нищему пожар не страшен. Вперед, Казимирыч!" Или: "Аминь пирожкам". Эти и другие забавные афоризмы Толуша - фирменный шахматный "звон", столь популярный в обеих российских столицах.

У Спасского, как известно, было три замечательных тренера: Владимир Григорьевич Зак, Александр Казимирович Толуш и Игорь Захарович Бондаревский. Считается чуть ли не аксиомой, что Зак был гениальным шахматным педагогом, который открыл столько ярких талантов. У Бориса Васильевича собственный взгляд на своих тренеров:

- Огромная роль Зака заключалась в том, что он мне предложил очень разнообразное дебютное меню, из которого я уже сам выбирал то, что мне больше подходит. А вот Виктор Львович Корчной, наоборот, считает, что Владимир Григорьевич его испортил. Дескать, давал не то, что надо. Но если тебе дают что-то и у тебя есть талант, то ты сам можешь разобраться, что для тебя хорошо, а что плохо. И в этом отношении Зак был большой молодец. Он не обладал каким-то особенным педагогическим талантом, я даже сейчас думаю, что он и детей-то мало понимал. Но это не важно. В те тяжелые годы, когда кушать было нечего, он меня подкармливал - за одно это, как говорила моя матушка, ему надо низко поклониться. Ведь в 47-м, когда Владимир Григорьевич меня в "Артек" отправил, я впервые в жизни увидел белый хлеб. Человек тебе не дает помереть с голоду, да еще показывает, какие есть планы в сицилианской защите...

Развивался я очень быстро. От новичка, впервые сыгравшего блиц-партию в 1946 году и получившего, как полагается, "детский мат", через три-четыре года я уже играл в силу кандидата в мастера.

Огромное влияние на становление моего шахматного почерка оказал Александр Казимирович Толуш. Он был игрок активный, атакующий, с большим чувством предприимчивости. До общения с Толушем у меня игра была накопительская, я собирал мелкие преимущества и накапливал их. Толуш привил мне вкус к атаке. Я вообще никогда не любил заниматься изучением дебютов, а тем более запоминать длинные дебютные варианты. Был королем миттельшпиля. Тонко чувствовал критический момент в партии. У меня было чувство гармонии, я мог легко планировать игру. Сербы даже называли меня "шаховский Пушкин", я играл натурально, следуя природе, без всяких там фокусов. Чисто играл. Красивые партии поэтому получались. И выигрывал красиво. А если выигрывали у меня, то тоже красиво.

Если образно охарактеризовать роль всех моих тренеров, то я считаю, что Зак мне дал оружие, Толуш его заострил, а Бондаревский закалил. Вот у кого был замечательный педагогический дар, так это у Бондаревского. Когда я допускал какую-либо ошибку, Игорь Захарович никогда не указывал мне на нее. Он молчал, и я сразу понимал, что натворил...

ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ

Независимость и свободолюбие были свойственны Спасскому всегда. Порой они приносили ему немалые сложности в практической жизни. Один "невинный" вопрос, заданный чемпионом мира среди юношей в 1955-м своему негласному "куратору", которого Спасский именует с присущим ему сарказмом "комиссаром", мог стоить ему не только карьеры, но и свободы...

- Началось с того, что я спросил у своего комиссара: "А правда, что Владимир Ильич Ленин был болен сифилисом?" Услышав это, комиссар... обрадовался! Глаза сверкнули металлом, он понял, что недаром несет свою вахту. Делу был дан ход. Меня бы "съели" комсомольцы, если бы Дмитрий Васильевич Постников, зампред Спорткомитета, не сказал: "Это мы сами у себя разберем".

С именем Спасского связано немало подобных историй, но на поверку многие из них оказались подредактированными, причем изрядно.

Про то, как Спасский отказался подписывать коллективное письмо в защиту Анджелы Дэвис (была такая активистка-коммунистка в США), я читал в солидном энциклопедическом издании, а до него в не менее солидном журнале. Дескать, Борис Васильевич сказал, что не знаком с материалами следствия, поэтому не может подписать. А как было на самом деле?

- Да нет, - восклицает Спасский, - я им проще сказал! Мол, чемпиону мира по шахматам не к лицу опускаться до коллективных писем в защиту какой-то тети, которую я знать не знаю и знать не желаю. "Вы хотите, чтобы я вникал во все эти дела? - спросил я. - Тогда мне надо подписывать письма и в защиту Андрея Сахарова". Они этого не хотели. И отстали от меня.

Анекдот о том, как на вопрос выездной комиссии, как дела в Анголе, Спасский ответил: "У меня своих дел хватает", - выдумка. Когда райкомовские товарищи поинтересовались у него, кто такой Косыгин, Спасский сказал: "Не знаю". И не потому, что не знал или хотел повыпендриваться.

- Просто я вдруг вспомнил случай из своей студенческой жизни. Когда на зачете меня спросили, кто такой Мао Цзэдун, я ответил: "Председатель Совета министров" (должность Косыгина). И радостный преподаватель сказал: "Плохо, товарищ Спасский, вы знаете предмет. Товарищ Мао Цзэдун - председатель Китайской Народной Республики. Кстати, недавно мне сдавал зачет Марк Тайманов, так он все знал". Поэтому я ответил райкомовским товарищам так: "Я сейчас занят серьезной шахматной работой и полностью отключился от того, что происходит в мире". Я не хотел их обижать...

Интересуюсь происхождением расхожей легенды, повествующей о том, что Спасский якобы был первым советским спортсменом, который не сдал в кассу Спорткомитета СССР свой гонорар за матч 1972 года с Фишером. Оказалось, что это неправда.

- Нет, все было не так, - вносит ясность Спасский. - Правительство Исландии объявило, что наш призовой фонд не облагался налогом. Потом я согласился открыть в Союзе счет на половину приза, от которого совершенно добровольно платил 33 процента налогов. И меня это не смущало. По тем временам то были огромные деньги - более миллиона долларов по нынешним меркам. Потратил я их года за четыре. Должен сказать, я всегда сдавал в государственную казну все, что было положено сдавать. Однажды Серов, тогдашний руководитель шахмат в Российской Федерации, увидев крупную сумму, которую я сдал после сеансов, проведенных на Западе, удивился даже: "Что это вы сдаете так много? Другие ведущие гроссмейстеры этого не делают".

УЛЬТРАЗВУК И ПАРАПСИХОЛОГИЯ

Долгое время Спасский не задумывался о том, что в действительности случилось в 1972-м в Рейкьявике во время матча с Фишером. Борис Васильевич охотно повторял при большом стечении народа фразу Михаила Таля: "Спасского в этом матче не было". Жуткие слова, если вдуматься: "Не было". А где же он был?

Как-то Спасский смотрел телевизор у себя дома в Париже, где он живет вот уже 26 лет. Передача была про "лошадиные гонки", как выразился Борис Васильевич. Бега, стало быть. Рассказывалось о злоумышленнике, который направил на лошадку из своего самопального аппаратика узенький лучик, который плохо действует на животное. И видит Борис Васильевич на экране жуткую картину: лошадка бежала, бежала, а потом - брык, и упала. Вот что могут делать с лошадьми достижения технического прогресса, попавшие в руки злых людей.

Сейчас Спасский говорит об этом совершенно спокойно, как говорят о чем-то бесконечно далеком, уже не задевающем сердце:

- Ничего секретного не было во всех этих разработках. У меня сохранился текст письма русского инженера, проживавшего в США, который предупреждал наших руководителей : "Имейте в виду, на предстоящем матче может применяться специальное ультракороткое излучение. Я это хорошо знаю..." Письмо было найдено на свалке во дворе ЦШК СССР, туда работники Управления шахмат выбрасывали ненужные бумажки. А может, тот русский инженер был прав? Я сейчас думаю, что такое излучение могло применяться. И воздействовать не только на меня, но и на Фишера.

Бобби победил, потому что тогда был уже сильнее. Но, несмотря на это объективное обстоятельство, во время матча происходило нечто, что было мне непонятно. Например, мне постоянно хотелось встать из-за стола и пойти обдумывать очередной ход в какую-нибудь отдельную комнату. После партии, по словам моего секунданта Ефима Петровича Геллера, я выглядел очень странно, бродил, как лунатик...

Что-то похожее мне уже доводилось однажды испытать. В моем матче с Михаилом Талем в Тбилиси в 1965 году. Туда приезжал друг Таля, знаменитый гипнотизер Вольф Мессинг. Во время игры он находился в зале. Игорь Захарович Бондаревский знал об этом, но сообщил мне только после матча. Я приехал в Тбилиси свежим, отдохнувшим, здоровым, но, когда играл, чувствовал, что кто-то или что-то словно опутывает меня...

Такое же неприятное ощущение постоянно было у меня и в матче с Фишером. Ничего нельзя доказать и никого нельзя обвинять. Но ведь могли быть силы, и силы могучие, заинтересованные в победе Фишера. Геллер был абсолютно убежден, что против меня использовался специальный прибор, способный разрушить мою концентрацию.

НОСТАЛЬГИЧЕСКИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ

Все чаще и чаще Спасский стал приезжать в Россию. Вчера утром я встречал Бориса Васильевича на Ленинградском вокзале в Москве, а вечером того же дня в компании с 12-м чемпионом мира Анатолием Карповым он отправился в знаменитый детский оздоровительный центр "Орленок". Там сейчас собрались 250 юных шахматных дарований, у которых общение с живыми легендами останется в памяти на всю жизнь. Спасский сказал мне:

- Хочу показать ребятам парочку интересных этюдов. Слова забываются, а этюд шахматист запоминает надолго.

А не так давно Спасский с гроссмейстерами Юрием Балашовым и Евгением Свешниковым побывал в российской глубинке.

Что видит он в краю родном, совершая ностальгические путешествия?

Спасский тяжело вздыхает:

- Мало чего хорошего вижу. Грустная картина. Вот уже сто лет нашу землю лихорадит... Интересно было в Красноярске, где я играл с каким-то пьянчужкой. Пристал один мужичок: давай сыграем. Признаться, опасался, что ему начнут сейчас морду бить, поэтому согласился. Цена за выступление в парке была шесть бутылок пива. Очень я гордился этим гонораром. Играл с пьянчужкой, наливал ему пива, себе наливал. Но когда он попросил вторую бутылку, я сказал: "Э-э-э, нет! Одной хватит".

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

10-й чемпион мира уже выпустил на Западе первую часть своей книги "Большая стратегия" и сейчас намерен заняться ее русской расширенной версией. Так что скоро, надеюсь, мы сможем прочесть исповедь "рыцаря без страха и упрека", как справедливо называют Спасского любители шахмат всего мира.

Юрий ВАСИЛЬЕВ