5 августа 2011, 01:40

Игорь Кваша: "У Чемберлена просто срабатывал инстинкт зверя"

Александр Кружков
Обозреватель
Юрий Голышак
Обозреватель
Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте

РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Народный артист, один из родителей "Современника", пригласил в гости - дом в тихом переулочке возле Тверской словно орденами украшен мемориальными досками. Когда-то у Игоря Кваши были великие соседи.

Он обожает футбол и "Спартак". Говорить о них готов часами - преодолевая скверное самочувствие…

***

- Дом у вас удивительный - жили Книппер-Чехова, Марецкая, Москвин, Прудкин…

- Когда-то с этим домом произошла странная история. Построили его для МХАТа. Был поначалу кооперативным - актеры стали разбирать квартиры за деньги. И вдруг Сталин сказал: "Да подарите им этот дом..." Вообще-то я арбатский, а здесь - с 1957 года. Моими соседями были великие мхатовские старики. Чудные отношения сложились со Станицыным, он раздал мне роли во всех своих спектаклях. А когда узнал, что мы затеяли "Современник" - так перестал со мной здороваться! При встрече отворачивался. В его голове не укладывалось, что из МХАТа можно уйти.

- Другая ваша большая любовь кроме театра - футбол. Кому еще в "Современнике" он интересен?

- Артуру Смольянинову. Гафт тоже за "Спартак" болеет. Но переживает не так, как я, поменьше.

- Ефремов, Евстигнеев, Даль футбол любили?

- Олег Ефремов просто не понимал, что это такое. Евстигнеев немножко увлекался. Насчет Даля - не в курсе. Мы были в прекрасных отношениях, но о футболе ни разу не говорили. Табаков интересовался, но как-то сдержанно. Раньше было больше футбола, а сейчас - разговоров о нем.

- Вам же "Спартак" присылает абонементы?

- Да, уже несколько лет. Но я болею часто, побаиваюсь выбираться на стадион. Зато по телевизору смотрю все. Последние годы у меня были тяжелые. Лишь недавно снова начал играть спектакли. Вернулся в программу "Жди меня", которую, пока болел, вел Миша Ефремов.

- Вы же собирались бросить телевидение?

- Неловко бросать, чувствую себя обязанным - у нас все-таки особая передача. Недавно сидели с Сергеем Кушнеревым, руководителем программы: "А помните, Игорь Владимирович, вот эту историю?" - "Конечно, помню!" Разговорились - и обнаружили, что помним, наверное, тысяч десять сюжетов. Были такие, что выдумать невозможно.

- Самый невероятный?

- Много невероятных. Да вот, например. В Канаде существуют резервации индейцев - те живут по своим обычаям. Когда-то Махмуд Эсамбаев попросил отвезти его в такую резервацию. Было интересно, он знал танцы всего мира. И вдруг вождь племени по имени, кажется, Огненный Глаз обращается к нему на чистейшем русском языке…

- С чего бы?

- Они выпили, пели русские песни. Оказалось, летчик, Герой Советского Союза и чуть ли не парторг эскадрильи Иван Иванович Даценко был сбит и попал в плен. Дальше по одной версии, бежал из плена. СМЕРШ отправил его в лагерь - и дорогой смог удрать. Вторая легенда попроще - освободили американцы, и возвращаться в Союз он не захотел. В Канаде женился на дочке вождя. Время спустя тот умер - и передал ему власть.

- С ума сойти.

- Мы начали проверять, отправили его нынешние фотографии и снимки из дела летчика Даценко ребятам, которые занимались идентификацией останков царской семьи. Подтвердили - да, это он.

***

- Какой футбольный матч из сороковых - пятидесятых помнится как вчерашний? Евгений Евтушенко нам рассказал про игру с немцами 1955 года…

- Со сборной ФРГ - чемпионом мира? Я был на этом матче. К стадиону "Динамо" съезжались инвалиды со всей Москвы на тележках. Я обожал Масленкина, а тогда он меня особенно восхитил, забил второй гол. Спартаковские игроки в сборной для меня были особенными. Масленкин был замечательным полузащитником - но его неожиданно перевели в оборону…

- Знакомы с ним были?

- Нет. Я с Никитой Палычем Симоняном немножко знаком, с Юрой Гавриловым. Получше знал Сережу Сальникова. Он, закончив играть, стал журналистом.

- Первая легенда тех времен: Сальников - сын Старостина.

- Нет, ну что вы! Сальников был красавец - а у Старостина совсем другой тип лица. С Николаем Старостиным нас судьба развела, а вот Андрей Петрович был своим человеком в богемной среде, мы встречались на каких-то застольях.

- Как-то Аркадьев вызвал в сборную молодого Сальникова. Но в какой-то момент почувствовал - сыроват, на сборную пока не тянет. Хотел уже отправить, но все изменил один эпизод. Смотрели вместе на рассвет - и вдруг Сальников наизусть процитировал Пастернака. Аркадьев его оставил: "Если человек любит поэзию - значит, у него огромный человеческий потенциал. Особая тонкость…"

- Потрясающая история. С Сальниковым вообще было интересно общаться - отлично знал западное кино. Хоть мы больше беседовали о футболе. Жил он на Беговой.

- Андрей Старостин указывал на колонны возле ипподрома: "Построены на мои деньги".

- Я заглядывал на ипподром, у мхатовских актеров это было в моде. Но меня быстро отучили. Однажды в гостях увидел женщину, которая играла на бегах профессионально. Вывалила из сумки на стол гору билетов. Рассказала, как платит наездникам, как делаются заезды, - и мне стало неинтересно. А добил приятель, который участвовал в любительских заездах.

- Что рассказал?

- Что есть один неподкупный наездник - Ротомский. Никто к нему не совался. А многие… Уследить невозможно, лошадь чутко реагирует на поводья, достаточно едва натянуть. Если передернешь - идет галопом, а не рысью. И с ипподромом я завязал.

- В футболе у вас скверных открытий не было?

- Нынче у меня к футболу сложное отношение - как раз из-за этого. Хотя приоткрыли мне глаза давно, на базе "Нефтчи". В Баку играл спектакль, в самом начале подвернул ногу - как позже выяснилось, сломал…

- Спектакль доиграли?

- Доиграл, у меня была главная роль. Нога раздулась - в антракте приезжала "скорая" и замораживала. В зале сидел доктор "Нефтчи", и я решил - кто лучше знает спортивную травму, чем врач футбольной команды? Несколько дней мотался к нему на базу. "Нефтчи" предстоял матч, а шли они шатко. Должны были вылететь. И вот сидит со мной в медпункте один из игроков. Спрашиваю: "Завтра тяжело придется?" - "Нет, - отвечает он. - Судит такой-то. Значит, все будет в порядке".

- Так и случилось?

- Ну да. До этого я чисто относился к футболу, ни о каких договорняках не слышал. "Спартак"-то такими делами не занимался. Разве можно представить, что Николай Петрович начнет с кем-то расписывать очки? Или работать с судьями? А у Бескова вообще был пунктик - ему все время казалось, что сдают игры. Мне Гаврилов как-то жаловался: "Не представляю, почему ему это в голову пришло. Разубедить никто не может".

- Нам Гаврилов рассказывал, как Бесков его подозревал - якобы продал Юрий Васильевич матч в Кутаиси.

- Вот-вот. В какой-то момент он и на Гаврилова обозлился. Но мне всегда говорили, что в "Спартаке" такого нет. Сейчас Федун, как мне передавали, сказал - если кто-то себе позволит, вылетит из "Спартака" мигом.

- Бесков был вашим соседом - пятнадцать минут ходьбы по Тверской. В гостях бывали?

- Не довелось. Мы были мало знакомы. Вот Леру, его жену, получше знал.

- Она хорошая была актриса?

- Не думаю. Да она почти не играла, лишь маленькие роли. Но очень красивая женщина, с характером. До безумия любила Константина Ивановича: "Костя, Костя…" Говорю ей - зачем Бесков взял вот этого защитника? Он же слабый! Ответила: "Костя из дерьма сделает игрока. Он же гений".

- Кто из спартаковцев в вашем личном рейтинге - номер один?

- Их несколько, в разных поколениях. Я обожал команду времен Никиты Палыча, Сальникова и Ильина. Кого к ним ни подставляли - ничего не получалось. Пригласили Чучелова из "Зенита", самого результативного - не вписался. Ребята так чувствовали друг друга - это было очень похоже на старшиновскую тройку в хоккее. Но как выделить лучшего игрока? Симоняна отличало фантастическое голевое чутье. Сальников был очень техничный, некоторые финты он изобрел. Идет-идет с мячом - вдруг резко перебирает ногами. И проходит дальше. "Сухой лист" он исполнял еще в "Зените". Когда угловой назывался "корнером".

- В "Спартаке" технарей во все времена хватало...

- Помню, прилетел из Австрии "Рапид" на товарищеский матч. На разминке перед матчем выделывали что-то - даже спартаковцы стояли и смотрели. Но потом началась игра - и "Спартак" австрийцев стер с лица земли. А самые лучшие приемы, которые подсмотрели, повторяли через день-два. Почему люди искусства больше болеют за "Спартак"? Потому что самая артистичная команда. Никогда не играла в силовой футбол. И пошло это, по-моему, от Вольрата, был после войны такой эстонский тренер. Приехал из Европы, того футбола хлебнул. Кто бы в "Спартак" ни приходил - стиль держался.

* * *

- Поэт Михаил Танич нам говорил: "Как я люблю Павлюченко! Как мечтаю, чтоб перешел к нам в ЦСКА!" А вы - любите?

- У меня к Павлюченко отношение двоякое. Почему-то наши на Западе не играют. Как только достигает какой-то денежной ступеньки - больше ему ничего не надо. Для него это вершина. Я студентам, будущим актерам, рассказываю - когда-то прочитал интервью Хемингуэя. Его спросили о современных писателях - Сэлинджере, Фолкнере… Хемингуэй ответил: "Они меня не интересуют. Меня интересует Чехов, Толстой и Бальзак". Павлюченко не понимает, что надо стремиться стать лучшим футболистом мира. Пусть не станет - но стремиться к этому должен! А ему достаточно считаться первым парнем на деревне. "Спящим гигантом". Как он сказал в интервью: "Что бегать-то? Я жду момента - а иначе набегаешься…" А Месси почему-то может вернуться в защиту.

- Недавно слух пронесся, будто Павлюченко перейдет в "Анжи". Вы это поймете?

- Пойму. Ему нравится в Англии, но, допустим, предложений не будет. Придется возвращаться. В "Спартаке" Павлюченко дадут миллион или полтора - там, по моему, больше никому не платят. "Анжи", допустим, даст Павлюченко четыре миллиона. Это ведь не запредельные цифры - для "Зенита" или "Анжи"? Вообще российскому футболисту достаточно одной зарплаты, чтоб ударило в голову. Была же история с Шишкиным - получив огромные деньги, перестал играть. Хорошо, его выгнали - он что-то понял, взялся за ум и сейчас выглядит очень прилично. А если бы не выгнали - совсем бы скатился?

- С молодыми артистами такое случается?

- Конечно. Сериалы от них ничего не требуют. Каждый день - серия, приходит популярность, какие-то деньги… Теряет квалификацию.

- У всех была звездная болезнь - разница в форме. Какой она была у вас?

- У меня ее не было. Никогда не считал себя великим артистом и не вел себя высокомерно. Могу быть резким - но это другое дело, не от звездности.

- С Карпиным или Федуном вы знакомы?

- Нет. Меня Карпин настораживает. Третий год - и ничего. Но главная деталь: обратите внимание, все большие тренеры во время матча разговаривают. Советуются. Фергюсону и Венгеру кто-то нужен - второй тренер, третий. А вы видели хоть раз, чтоб Карпин с кем-то говорил?

- Интересное наблюдение.

- Вот это меня и настораживает. К нему никто с советом подойти не может - даже Родионов сидел молча, хоть не последний человек в футболе. А вот Позднякова правильно убрали. Должны быть разработанные схемы - а спартаковские защитники третий год делают одни и те же ошибки. Любой навес - паника и гол. Не важно, Сухи играет или Пареха. Как же так долго держали Позднякова?

- Если б было в вашей власти любого тренера мира пригласить в "Спартак" - кто бы это был?

- Виллаш-Боаш. Какая-то от него свежесть. Видно, что строит игру. По-человечески симпатичнее, чем Моуринью. Мне кажется, сейчас наступает время других тренеров. Тех, что играли либо на мелком уровне, либо не играли вовсе. Целая плеяда - которые выдвигаются словно из ниоткуда. У них иной уровень мышления. Моуринью, Виллаш этот, наш Слуцкий…

- Владимир Зельдин говорит, что в Адвоката не верит. А вы - верите?

- Я не очень верю, что можно жить в Голландии - и тренировать нашу сборную. За что он получает бешеные деньги? Вот Розетти переселяется сюда - хотя ему не так это нужно, как Адвокату. А Хиддинк говорил, что собирается выстроить систему футбола, будет смотреть все и везде - и что? Сколько он здесь дней был?

- Зато в полуфинал чемпионата Европы нас втащил.

- Мы без конца вспоминаем этот полуфинал - а прошло уже три года. Три года живем двумя матчами - против шведов и голландцев. Все! Больше ничего у Хиддинка не было. Так звезды сложились, голландцы провели плохой матч - а мы лучший в истории. У Хиддинка был великолепный тренер по физподготовке. И везло, конечно. Случился праздник - но все подумали, что это и есть уровень нашей сборной. Да уже через два месяца команда была другой. Начались какие-то жуткие матчи.

- У вас есть ответ - почему?

- Да просто это наш уровень. Общее состояние футбола. Сравните с английским чемпионатом и его запредельной отдачей. Играют там в два раза чаще, чем у нас, - и никто не жалуется на усталость. Почему же наши-то - все время "усталые"?

* * *

- Возвращаясь к делам ипподромным - мы вычитали, что увлекались вы лошадьми всерьез.

- Я занимался конным спортом, у меня второй разряд.

- Самая неожиданная в вашей жизни встреча с лошадьми?

- Мы приходили в конюшню в понедельник к 6 утра. По воскресеньям лошади отдыхали. У меня была прекрасная кобыла Трель. В прошлом чемпионка Союза, очень спортивная - но потом сошла, и ее отдали нам, "чайникам". Тренировала нас Нина Павловна Соколова. Неподалеку всегда находился тренер Ващенко, чемпион по рубке лозы. Настоящий казак - и, естественно, к Соколовой относился презрительно.

- Мы его понимаем.

- И вот когда Соколова заболела, этот казак раздал нам жутких лошадей. Специально. У некоторых на деннике выведено красной тушью: "лошадь строгая". Это значит - бьет копытом и кусает. Мне такой конь достался. По имени Бурукбайтал. Как я намучился! Боялся к нему подойти - черт знает, что выкинет. Чтоб лошадь заседлать, надо залезть ей под пузо. Затянуть подпруги. А лошадь хитрая, работать не хочет - и раздувает живот. Надо шлепнуть по животу, туго затянуть - иначе свалишься на ходу. Потом-то она воздух выпустит - седло будет болтаться. Я к своей лошади приходил - мог под пузо залезть. Осторожно переступала ногами, косилась - только чтоб меня не задеть. Лезла в карман за сахаром. И вдруг передо мной этот черт.

- Натерпелись?

- Набрал у ребят сахара, левой рукой ему даю - а правой закидываю седло. Он кусок - хру-м-м! - и смотрит со злобой. Весь сахар скормил. Как заседлал - не помню. Но проехал, как ни странно, нормально.

- На съемках с лошадьми сталкивались?

- В "Достоянии республики" много ездил на лошади. Как-то пригляделся: а консультант-то по лошадям - тот самый Ващенко. Сильно постаревший, тихий, совсем другой. Напоминать ему не стал.

- Встречали актеров, которых на лошадь усадить не получилось?

- Был парень, который даже не мог подойти к лошади. Те умные и чуткие - его не переносили, сразу били копытом. Они просто чувствовали его страх.

- Когда-то вы снимались в фильме о спорте "Жребий". Почему у него не было успеха?

- Потому что фильм плохой. Хоть сценарий Нилин и Марьямов написали чудный. Они действительно знали хоккей. А я на съемках познакомился с Харламовым, Петровым и Михайловым. Из-за них в этот фильм и попал. Женщины-редакторы ворчали: "Кваша интеллигентный - как будет играть хоккеиста?!" Нилин с Марьямовым показали мои кинопробы хоккеистам - и те дружно указали на меня: "Вот этот - точно хоккеист".

- Кто из артистов хорошо играл в футбол?

- Коля Озеров. Мы работали вместе во МХАТе. Очень хороший человек - вечно за всех хлопотал. Зимних кортов в Москве почти не было, и он тренировался на чердаке знаменитого Дома на набережной. Там играли в теннис большие начальники. Помню, старый актер Чабан никак не мог получить звание, так Коля переговорил - и, пожалуйста, все сбылось. Сам никогда не хвастался, я узнавал от кого-то.

- У кого-то из спортсменов замечали театральные задатки?

- У многих. Если человек талантлив в спорте, - пусть он необразованный - за счет таланта что-то улавливает. Но есть другие случаи. Один игрок нынешней сборной был на нашем спектакле. После подошел познакомиться. Очень мне не понравился разговор.

- Чем?

- Парень оказался темным. Не намного лучше развит, чем хоккеисты 70-х. Но до чего самоуверенный! Те хоть стеснялись своей темноты - а этот, наоборот, бравирует. Про один спектакль сказал: "Этот еще ничего, а вот "Три сестры" - скука. Я, конечно, этой вещицы не читал - но ужас…" Чувствую - он гордится тем, что не читал. И не будет.

- Вы обомлели?

- Нет. Я приблизительно представлял уровень. А успех, кстати, у "Трех сестер" был колоссальный.

* * *

- Брежнев приходил в "Современник"?

- Нет. На моей памяти в театре он был единственный раз. Вместе с членами Политбюро смотрел во МХАТе "Так победим!" Я тоже был там в тот вечер, сидел неподалеку от правительственной ложи. Брежнев уже был в маразме, плохо слышал. В ложу его чуть ли не под руки внесли. Когда на сцену вышел Калягин, игравший Ленина, наступила тишина. Вдруг Леонид Ильич спрашивает (и Кваша начинает говорить голосом Брежнева): "Это Ленин? Надо поприветствовать". Громыко склоняется над его ухом, Брежнев отвечает: "Не надо? Ладно, не будем". Сколько шел спектакль - Леонид Ильич громко комментировал вслух каждый шаг: "А это когда у них были разногласия…", "А это когда Свердлов умер…". Появляется секретарша Ленина - Брежнев подает голос: "Хорошенькая…" Читают завещание Владимира Ильича, где речь идет о том, что не нужно назначать Сталина, - генсек опять на весь зал: "А все-таки назначили…"

- Зрители хохотали?

- На галерке. Рядом-то с ложей сидело черное воронье из КГБ - в одинаковых костюмах. Ребята дрессированные, над генсеком смеяться не будут. У всех каменные лица, словно ничего не происходит. Только жены их прыскали - тут же получая локтями в бок. И вот сцена - в полумраке что-то тихо обсуждают Ленин и рабочий, которого играет Бурков. Леонид Ильич говорит: "Я не слышу". Потом еще громче: "Ну я не слышу!" Гляжу - Бурков с Калягиным сбились, пятнами пошли, стали второй раз повторять текст. Калягин вплотную приблизился к ложе, очутившись в темном углу сцены. И тут снова раздался голос Брежнева: "А теперь не вижу…" Я догадался, почему он так себя вел.

- Почему?

- Брежнев не ходил в театр. Зато на футбол и хоккей - регулярно. В любую погоду. Вот и начал разговаривать громко, как на стадионе. Плюс возраст - это было незадолго до его смерти.

- С вами во время спектакля случались нелепые ситуации?

- Однажды из зала на сцену выскочила какая-то умалишенная. Орала, жестикулировала. Мы замерли. Тут из-за кулис появился Сева Давыдов, помощник режиссера. В белом халате, который надел, чтоб утеплиться. Это еще в старом здании на Маяковке. Там дуло изо всех щелей, зимой было дико холодно. А у женщины, видимо, сработал на халат рефлекс. Она сразу притихла, Сева взял ее за руку и увел со сцены. Потом на "скорой" отправили в психиатрическую клинику… Бывали моменты, когда я забывал текст. Жуткое состояние.

- Как выкручивались?

- Если спектакль в прозе - еще ничего. Можно своими словами что-то сказать. А вот когда в стихах - кошмар. Помню, ставил я "Сирано де Бержерак". Затем обстоятельства сложились так, что войти в спектакль в качестве режиссера попросил Ефремова. Ему не нравилось, как Миша Козаков играет Сирано. Вскоре после премьеры говорит: "Давай-ка, вводись на роль Сирано. Миша не годится. А ты всю пьесу уже наизусть вызубрил". Как режиссер, я действительно знал ее наизусть, мог любому подсказать реплику. Но знать свою роль - это совсем другое. Актер и режиссер по-разному запоминают. В итоге я вечно забывал какое-то слово или строчку в стихах. Но выкручивались.

- Партнеры раскалывали вас на сцене?

- Не без этого. В "Голом короле" Сергачев играл министра нежных чувств, я - первого министра. Идет обмен репликами. "Ты где был?", - спрашиваю. - "Я на бюллетене". А в Москве тогда вспыхнула эпидемия гриппа, и всем продавцам впервые выдали марлевые повязки. Так Сергачев, гад, нацепил ее. Когда увидел его в этом наморднике, от неожиданности чуть со сцены не ушел. Еще забавный случай приключился на спектакле "Декабристы". Евстигнеев в роли генерала Чернышова допрашивает героя Даля: "Вы ответите за все и за всех!" Вдруг оговорился: "Вы ответите за все и за свет!" Даль тихо добавил: "И за газ…"

- Была история - сидели вы с Ефремовым, поддавали и слушали пластинки с речами Сталина. Зачем?

- Меня только приняли в Художественный театр, я должен был играть Сталина. Узнав об этом, Ефремов сказал: "Я тебе помогу". И притащил пластинки. Когда-то мы очень дружили, все время проводили вместе. Олег - человек удивительного обаяния. На людей действовал гипнотически. Ему прощали все.

- Например?

- Начальников мог и матом послать. Или заявить на приеме Фурцевой: "Вы - шлагбаум на пути советского искусства…" После заседания в министерстве культуры, когда нам что-то запрещали, Олег назвал одного чиновника фашистской мордой. Причем трезвый был. Если для кого-то это могло закончиться печально, то Ефремову всегда сходило с рук. И в "Современнике" шли пьесы, которые больше нигде не разрешали ставить. Мы же были, как сказали бы теперь, диссидентский театр.

- "Оленя и Шалашовку" Солженицына запретили, правда, и у вас.

- Жалко. Когда он читал труппе пьесу, всем очень понравилось. Но до постановки не дошло. Из КГБ потом звонили нашему завлиту. Сказали, чтоб пьесу спрятал в сейф и никому не показывал. Солженицын часто бывал в "Современнике". Когда вышли "Один день Ивана Денисовича", "Матренин двор" - мы были в Солженицына влюблены. Но после отъезда в Америку он почему-то занялся нравоучениями. Обижался, когда его не очень слушали. На мой взгляд, как писатель, он из-за этого проиграл.

* * *

- Вас с Гафтом однажды не выпустили за границу - и весь "Современник" отказался от гастролей…

- Это были не просто гастроли - первое приглашение в капстрану! В Швецию и Норвегию. Прежде "Современник" посылали лишь в страны народной демократии - ГДР, Болгарию, Чехословакию. И вот наконец-то появился шанс увидеть что-то еще. Но Гале Волчек велели найти замену Гафту и мне. Марк Захаров в такой же ситуации ввел на роль Абдулова другого актера. Саша остался в Москве, а "Ленком" отправился за границу. И здесь можно было придумать массу отговорок. Но Галя собрала всю труппу и сказала: "Понимаю, как вы мечтали о поездке. Двух наших товарищей не пускают. Давайте вместе решим, что будем делать". И весь театр проголосовал за то, чтоб никуда не ехать! Все без исключения!

- Удивились?

- Нет! Такой был коллектив. Скажу больше. Если б кто-то колебался - вот тогда я бы удивился. Позже выяснилось, из-за чего нас с Валей завернули.

- Из-за чего?

- На Гафта накатала письмо бывшая жена, с которой они давным-давно расстались. Валя снимался в советско-шведском фильме, и она написала: мол, Гафт хочет поехать в Швецию и там остаться. Я же оказался невыездным после того, как общался в Париже с Викой Некрасовым. Виктором Платоновичем, который написал первую и самую честную книгу о войне - "В окопах Сталинграда". Мы дружили.

- В Париже были с театром?

- Нет, частная поездка. Нам с женой прислали приглашение. В последний вечер сидели с Некрасовым в кафе, он говорит: "Давайте прощаться. На вокзале мне лучше не светиться. Ваш вагон набит стукачами - проводниками, дипломатами. Зачем им видеть, что я вас провожаю?" Утром приходим на вокзал - у вагона стоит Некрасов. Обнял нас, заплакал: "Я не мог не прийти". У меня вообще было много друзей среди диссидентов - Некрасов, Галич, Войнович, Аксенов…

- Кстати, у Аксенова персонажи часто играют в баскетбол, и сам он его обожал. В "Юности" опубликовал рассказ о баскетбольной команде.

- Тогда к баскетболу я был равнодушен. С Васей мы больше говорили о джазе. Вместе ходили в "Птичку".

- Куда-куда?

- "Синяя птица" - кафе на Малой Дмитровке. "Гнездо разврата". Единственное место в Москве, где постоянно играли джаз. В 1971-м в Союз приехал Дюк Эллингтон. В резиденции американского посла устроили джем-сейшн, пригласили наших джазистов. Отыграв там с Эллингтоном и его оркестром, они совершенно ошалевшие возвращались в "Птичку". Показывали пластинки, которые подписал Дюк. И потом на радостях до утра играли джаз.

- Вы были на концерте Эллингтона?

- Конечно! А еще раньше побывал на концерте другой легенды - кларнетиста Бенни Гудмена во Дворце спорта ЦСКА. Там же увидел и Хрущева. Врезалась в память его растерянная физиономия. Джаз он абсолютно не понимал и ушел после первого отделения… Вот вы упомянули о баскетболе. Заинтересовался им, когда у нас стали показывать матчи НБА. И я увидел "Чикаго" во главе с Джорданом. А в советские времена единственный раз побывал на баскетболе, когда в Москве гастролировал "Гарлем Глобтроттерс".

- Это какой же год?

- 1959-й. Бог ты мой, что они творили на площадке! Выбегали в темноте, становились в круг и мячами, натертыми фосфором, выделывали немыслимые трюки. Потом началась игра. В этой актерской компании выделялся один человек. Для него это было не шоу - а обычный матч. И он играл всерьез, с неистовой силой заколачивая мячи в кольцо. Звали его Уилт Чемберлен. У него просто срабатывал инстинкт зверя. Ему важно было забить и выиграть, а не выписывать финты на площадке.

- Андрей Миронов хорошо играл в теннис?

- Великолепно. С Андрюшей я дружил, мы частенько отдыхали в Ялте в актерском Доме творчества. Там был корт. К вечеру народ подтягивался, приходилось долго ждать своей очереди. А Миронов был склонен к полноте и, чтоб сбросить вес, шел на корт в самое пекло. Да еще в шерстяном костюме. И слезно уговаривал меня сыграть с ним, потому что больше никому в жару делать это не хотелось… Знаете, ребята, старость - паршивая штука еще и потому, что уходят друзья. У меня их было много. В этом смысле я счастливый человек. Тот же Андрюша иногда даже ревновал: "Как легко ты влюбляешься в людей! Опять у тебя появился новый друг!" Но вскоре он становился и его другом. А теперь не осталось никого.

- Совсем?

- Из тех - никого. Я очень тяжело переживал смерть Андрюши и Гриши Горина. Столько лет прошло - но мне до сих пор их безумно не хватает.

* * *

- В фильме "Тот самый Мюнхгаузен" ваш герой говорит: "Я не скажу, что это подвиг. Но что-то героическое в этом есть". Эта фраза была в сценарии Горина?

- Да. Только Гриша мог придумать такой афоризм.

- Мы знаем, вы людей спасали. Это - подвиг? Или "что-то героическое"?

- Ни то ни другое. Не смущайте меня такими словами. Просто я неплохо плавал. Одного вытащил из подмосковного пруда, другого - из моря. В Батуми 16-летний мальчишка тонул в шторм. А я любил плавать в шторм. Это не трудно.

- Вы полагаете?

- От берега - вообще ерунда. Важно пронырнуть и пройти первую волну. Вот доплыть к берегу в шторм - сложнее. Надо технику знать. Когда волна несет вперед - отдыхай. Когда начинает уносить назад - бешено работай руками.

- Так как спасли мальчишку?

- Я был в Батуми на съемках. Но их отменили из-за непогоды. Пришли с киногруппой на пляж, никто не купается. Вдруг вижу - далеко в море кто-то зовет на помощь, рукой машет. И я поплыл. Пока добрался, парень уже ушел под воду. А она во время шторма мутная. Ныряю, ныряю - в конце концов, вытащил за волосы. Но в одиночку, конечно, его бы не допер.

- Кто помог?

- Второй режиссер. Поплыл следом. Вдвоем взяли мальчишку подмышки, удерживая голову над волной - и тянули. Он уже без сознания, изо рта пена шла. Выйти с ним на берег не получалось. Боялись попасть в водоворот, хотя было уже не глубоко. Но тут мужики подбежали. Мы мальчишку просто вытолкнули в сторону берега - а они подхватили. Когда выбрался на пляж, смотрю - грузины держат его за ноги и бьют головой об гальку.

- Зачем?

- Думали, что из него вода должна выйти. А тут моя жена прибежала. Она врач, год на "скорой" отработала. Мужики поначалу ее не подпускали, орали что-то по-грузински. За свою приняли - Таня черненькая, похожа на местную. К тому же совсем молоденькая была - наверное, не поняли, что это доктор. А Таня как матом на них припустит - мигом расступились и отпустили мальчишку. Она и откачала.

- Узнал он хоть, кому обязан жизнью?

- Нет, конечно. Ему не до этого было. Сразу на "скорой" отправили в больницу.

- А вас кто-нибудь спасал?

- Я сам себя спас. Чуть не разбился.

- На машине?

- В театре. Во МХАТе Станицын дал мне эпизодик в спектакле "Мария Стюарт". Поехали в Ленинград. Играли во Дворце культуры Промкооперации. Идет репетиция, я в полутемном зале сижу. Засмотрелся, потом думаю: "Елки-палки, сейчас же мой выход". И побежал к сцене. А там оркестровая яма овалом. Причем очень глубокая. Я не заметил ее и шагнул ногой в пустоту.

- Ужас.

- Я был спортивный парень, и, падая, в воздухе успел перевернуться. Рукой ухватился за краешек сцены. У меня потом ногти были синие. Удержаться все равно не мог - и через секунду, конечно, рухнул. Но опустился на ноги, а не воткнулся головой в пол. Самое смешное, что там еще ступеньки были, на которых сделал кульбит, и занавеска - за ней-то я с диким грохотом и приземлился. Станицын заорал: "Стоп! Свет!" Все переполошились, подбежали к оркестровой яме, смотрят - никого. Я занавеской укрыт и стесняюсь показаться на глаза. Потом вышел. Когда все увидели, что живой, - такой хохот стоял!

- Правда, что Гафт возил за собой по гастролям гантели и эспандер?

- Да, по утрам зарядку делал. Он был невероятно накаченный. Рука - как мое бедро! В старых фильмах Гафт любил при случае продемонстрировать мускулы… Ребята, мы что-то о футболе совсем забыли. Давайте о нем поговорим! Наболело! У меня от нашего футбола в последнее время ощущение хаоса и грязи.

- Даже так?

- У нас такая страна… Сборная проводит кошмарный матч, а Фурсенко говорит: "Сегодня сделали большой шаг вперед. Хорошо играли!" Как это понимать? Вот придумали Кодекс чести. Да кто сегодня о нем помнит? Какая чистота футбола? Это в Италии могут упечь в тюрьму генерального директора "Ювентуса" и в серию В отправить чемпиона! А в Турции сажают два десятка человек, имеющих отношение к разным клубам! У нас же - сплошная демагогия. Во что же после этого верить? И как смотреть футбол? Вот твердят, дескать, матч "Волга" - "Анжи" - подозрительный. И что дальше?..

- Если б вам, как Сергею Шакурову, предложили войти в Комитет по этике, - согласились бы?

- Да! Только меня бы оттуда быстро выгнали. Потому что я бы не молчал - а скандалы устраивал. Бил в набат. Меня как-то хотели в депутаты затащить. Ответил: "Во-первых, я и в коммунистическую партию не вступал - неужели думаете, что пойду в вашу? А во-вторых, я же буду в Думе орать и скандалить". Агитаторы сразу отстали...

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ